К её сумасшествию нету ключа

Она снова вне дома. Снова гуляет одна по улицам города, оставляя свои смазанные отражения в стёклах витрин, сияющих холодными неоновыми огнями на фоне кипящего увлекательной жизнью с приходом позднего вечера миллионника - их прекрасный бездушный свет ласково поглаживает мистическими голубыми и жёлтыми отблесками её бледное лицо с пустыми глазами. Жалеют её, эмоционально опустошённую, погрязшую в удушающем хаосе, которому, кажется, уже никогда не будет конца - чересчур много всего навалилось за последнюю неделю, за последнюю из... сколько бессмысленных жизней у неё там в запасе?

Мучительная бессонница притупляет вычислительные способности мозга на пару с рефлексами, и на визжащие шины жёлтого такси женщина реагирует приторможенно и безучастно. Водитель, в последний момент вдаривший со всей силы по тормозам, высовывается из окна и орёт на неё, заслушавшуюся кайфово-размеренной песней, играющей в наушниках, - его раскрывающийся рывками рот в кидаемых в её адрес оскорблениях не совпадает в движениях с текстом, читаемым хриплым голосом под умиротворённые переборы гитары. Занимательная проблема, из-за которой Грейс засматривается движениями губ водителя, стоя посреди пешеходного перехода, на который падают красные отсветы светофора. Отрешённый взгляд переползает на останавливающихся на тротуарах людей, толпящихся у двухцветных столбов по обе стороны с неприкрытым любопытством. Все, как на одно лицо. Её голова слегка склоняется в бок, рассматривая мир под кривым углом, но ничего не меняется. Графичный пейзаж всё так же скушен и тривиален - она теряет к нему блёкло всколыхнувшийся на дне сознания интерес и идёт дальше, не чувствуя ничего даже под гнётом десятков чужих глаз.

Тихим шагом ступая по Эллиот авеню, потерянная во времени женщина пропускает порядка пяти кофеен, к каждой из который держит свой путь. Музыка в наушниках острее показывает разницу в скоростях её жизни и жизни города, которую чаще всего она обгоняет на пару десятком миль в час. Удивительно, как один параметр решительно выбивает из общего потока, делая её чужой во всей этой предновогодней суете с праздничной бутафорией. Двоящееся изображение глянцевой улицы, искрящей блеском, как под вспышками фотокамер, крутит перед полуприкрытыми глазами со свинцовыми веками похожие на ленты буквы в вывеске очередной по счёту кофейни. Щелчок в голове. Грейс моргает несколько раз перед тем, как вспоминает, зачем, собственно, она покинула уютные стены квартиры. К лотку с зелёной вывеской стоит очередь из весело щебечущих стаек молодёжи, властвующей на этом празднике жизни. Её мозг даже в полумёртвом состоянии не может прекратить оценивать мир в терминах доминирования и подчинения. Прискорбно.

Облокачиваясь локтем о прилавок перед окошком выдачи напитков, Магнуссен ждёт своей очереди, далеко уплывая на волнах тягуче-медленных мыслей. Зелёные буквы, яркие огни, постоянно раскрывающиеся рты в улыбках, оскалах, беззвучных словах... перед ней было человек десять в толпе, когда минуту назад она остановилась у лотка, и вот уже чья-то рука треплет её за куртку в районе плеча. Она даже не успела собрать воедино зацепившие внимание детали в одну картину, а очередь уже сместилась за её спину, выталкивая вялое тело на передовую позицию. Участливая улыбка баристы не получает отклика - Грейс с трудом превозмогает желание срастись с прилавком и лениво передвигается на два шага, вытаскивая наушник из уха. Голос города оглушает своим мощным рёвом, вынуждая затрепетать всем телом от обрушившегося на неё шквала звуков. Медлительный взгляд зелёных глаз поднимается к лицу молодого паренька, чересчур активно расспрашивающего её пожелания. "Пулю в висок, пожалуйста, и калибр побольше." Её губы нерасторопно произносят "средний латте", а чугунная голова грузно падает в кивке на вопрос о карамельном сиропе. Шестерёнки в голове скрипуче делают движение и какая-то мысль, зажатая меж их зубцов, пытается добраться до единственного светлого уголка её сознания, где, мерцая, горит тусклая лампа неадекватной бодрости. Шелест спортивной куртки, горький аромат свежих кофейных зёрен, карамель...

- А есть амаретто? - спрашивает она у парня, дробящего в электрической кофемолке твердые мелкие энергетики, играющие для Магнуссен в последнее время роль живительной амброзии: - Тогда лучше его, - она поворачивает голову в бок и смотрит на угол какого-то здания, чтобы не тратить последние силы на слежку за быстрыми и часто сменяющимися движениями чужих рук. Она отвернулась секунду назад, а стаканчик уже приземляется перед ней на прилавок, лишний раз показывая контраст между двумя темпами жизни. Женщина смотрит на него, затем на баристу, с трудом выговаривает отказ от сахара и пластиковой трубочки, постоянно повторяя в голове сбивающуюся мысль об оплате. Забывает. Вспоминает снова, глядя на падающий из рук парня на светлую деревянную столешницу терминал. Её телефон, паря в её руке над пластиковым пожирателем денег, пиликает одобрением проведения финансовой операции. Из-за спины уже вовсю вопят чужие громкие возгласы новых заказов. Она снова дёргается, едва успевая положить телефон в карман, а не мимо. Наушник в ухе, стаканчик с кофе в руках - не наоборот, и уже хорошо. Слабые шаги сменяют друг другу, как и отчаянные мольбы разума о передышке. Она ей действительно нужна. Ментальная уже во всю выпотрошила мозги, раскидав по миру все мысли, планы и тошнотворные в своём повторе воспоминания. Физическая, по ходу дела, скоро сломит и её тело.

Шаг за шагом. Грейс идёт вперёд, сбиваясь в счёте четырёх кварталов, что остались невыносимым расстоянием до её дома. Увлёкшись музыкой, она не заметила, как дошла в поисках кофе к черту на рога. Теперь возвращается обратно. Стаканчик с кофе ободряющее греет руку, но предательски обжигает губы. Где-то и не так уж и давно она уже проходила подобный урок кнута и пряника, не так ли? Не учится ничему... Липкий привкус оседает на коже, в то время как язык сворачивается от приторной сладости - плохая идея травить себя подобным на голодный желудок. Подтверждение тому не заставляет себя ждать - иллюзорные галлюцинации размытыми бликами мельтешат перед усталыми глазами. Мерещатся проходящие впритык фигуры, когда люди обходят её стороной, повторяющиеся силуэты одних и тех же машин - даже поцарапы на них кажутся бесконечно одинаковым паттерном. Организм бьёт тревогу, пытаясь сохранить те последние силы, что больше смахивают на осадок, чем на чистое топливо. Шаг за шагом. Новый глоток. Новый приступ подкатывающий к горлу. Стаканчик летит в урну. Грейс оборачивается, дабы удостовериться, что не мимо. Медленно фокусирует взгляд - результат точно в цель. Одна из штампованных машин, кажется, секундой ранее едва крутящая колёса, срывается с места. Магнуссен видит её не впервые. Её ли именно или её точную копию, спущенную большой партией с одного конвейера, - вопрос крайне спорный и абсолютно непосильный её едва шевелящему серыми клетками мозгу. "Опять?" Глаз вновь дёргается в районе века. Стандартная смеха прижимаемых к нему пальцев в старании успокоить расшалившиеся нервы - действие на автопилоте, как и семенящие шаги, шаркающие кроссовками по тротуару. В районе желудка шевелится недоброе чувство, и женщина молится о том, чтобы это был не кофе.

"Нет, не кофе," - заключает она про себя, немногим позднее оценивая то, что осталось от нормального физического состояния. Последняя и первая одновременно встреча с байроническим героем, доведшая её в финале вечера до выжигающей изнутри агонии, вылившейся в бесцветную апатию, сказывается уже целую неделю. Или две? Или это уже третья подходит к своему концу? Счёт времени потерян напрочь. Ощущение липкой и чёрной, как смола, пустоты смазано приступами мании преследования. Истеричный лоск, проявляющийся в тахикардии, нервно пульсирующей вене на висках и условном рефлексе гончей бежать без оглядки только не за целью, а от неё, стёрт под чистую давящими её могильной плитой проблемами клиентов: старых, новых, тихих, буйных - описания превращаются в простые слова, не несущие в себе эмоционального окраса. Пылкая натура, по своей природе требующая всё и сразу, сидит в холодном сыром подвале, но иногда просачивается через замочную скважину юркой саламандрой, жалящей где-то под рёбрами в очередное мгновение пробелов в воспоминаниях с сеансов. Чужие трудности крутятся виниловой пластинкой на бэкграунде, свои... белый шум. Проблемы обозначены - решения нет. Веки медленно опускаются, издевательски заманивая в воздушный и лёгкий мир Морфея, но Магнуссен знает, что это вероломный мираж - едва она коснётся головой подушки, и снова тёмный потолок, затекающие мышцы, холодеющие ступни и неугомонное желание пустить пулю в висок.

Постоянно петляющие по сторонам силуэты раздражают мысли, но не порывы души. Безразличие почти совершенно. Эталону мешает занять свой пьедестал только лишь становящееся привычным ощущение, жужжащее назойливой мухой в районе шеи, пытливого взгляда чужих глаз на затылке. Оборачивается рефлекторно - снова пустота. Крыша едет под острым углом, набирая скорость от суток к суткам, а до дома остаётся всего один квартал. Вдали, пускай и расплывчато, виднеется знакомый перекрёсток на пересечении с Клэй стрит. Три дома до пешеходного и поворот направо. Улица чудом пустеет внешне, но сохраняет тревожное чувство отсутствия одиночества. Чей-то леденящий взгляд скользит по спине, подкрадываясь тихо по прозрачной паутине. Есть ли смысл оборачиваться? Она - не Эддисон, чтобы проводить полторы тысячи экспериментов в поиске подтверждения призрачной теории. У неё даже и собственной теории-то нет - просто заимствованный диагноз ПТСР, открытый задолго до неё. Исследовать уже ничего и не осталось. И если недельные оглядывания по сторонам на каждом шагу вне дома не подтвердили слежку, то точно обозначили границы недуга. ПТСР не многим хуже профессионального выгорания. "Надо куда-нибудь съездить, развеяться. Не сегодня. Может быть и не завтра. Может быть..." Скользящая мимо тень не вызывает уже ничего кроме глубокой мысли о мрачной двойственности сущности фонарного столба. Остаётся с сотню шагов до подъезда. Сотня шагов... длиной в бесконечность.

My conscience saying, get down off the streets,
It's too dangerous and deadly! (No)

Усталость накатывает волнами как во время прилива. Одна волна, затем вторая - больше первой, третья вдвое превышает их обе. Кажется, протяни руку и женщина почувствует под ладонью прохладную шершавую поверхность кирпича в кладке здания, но идти ещё примерно десятую долю мили - непреодолимое до подкашивающихся ног расстояние. Онемевшие голени будто бы налиты свинцом, и ноги едва волочатся по земле - Грейс доходит до угла соседнего дома и опирается о него спиной. Глубокие шумные вдохи воздуха - она чувствует, как лёгкие полностью заполняют грудную клетку, ломятся в рёбра, пытаются раздробить их, чтобы вырваться наружу - не выходит. Только боль от двух раздутых крыльев, тесно сжатых в костяном каркасе. Температура на улице вечером всё ещё выше нуля, но её руки замерзают, как лёд. Едва шевелятся, доставая сигарету из пачки. Даже высокое пламя в зажигалке не согревает, не обжигает, не кажется источником жизни. Просто свет, падающий оранжевой плёнкой на её руки. Запах горелой бумаги и густой табачный дым, ласкающий в прощальном поцелуе губы, растворяющийся в тусклом свете фонарей. Красиво, чёрт возьми, очень красиво её душа тонет в горьком сизом дыме. И монотонная мелодия в наушниках невольно придаёт драматизма её испепеляющемуся образу.

Согни ногу в колене, выпяти грудь, по-кошачьи прогибая спину - любая проезжающая мимо люксовая тачка тормознёт, когда владелец примет её за шлюху. Спросят цену, договорятся об условиях. Кто, кого, как и за сколько. А сгорбишься, приседая на корточки, и вот ты уже обычная дворовая шпана. Прижмёшься боком к стене, обхватывая себя руками, мягко склоняя голову к груди - несчастная душа, нуждающаяся в помощи. Пара движений может вынести вердикт для окружения кто ты и что из себя представляешь. Всё в твоих руках - несколькими жестами легко можно решить свою судьбу. А если прибавить гримасы? С ними Грейс ладит особенно хорошо. Долго училась, когда на первом курсе решила всё-таки попробовать себя в амплуа актрисы - мечта детства. Сыграла даже пару незапоминающихся ролей - шлюхи, шпаны, несчастной души. Играла хорошо, но недостаточно, чтобы оценили, смогли рассмотреть талант. Неплохо, но ничего выдающегося - так ей сказали в своё время мэтры киноиндустрии. Ей, играющей чужую роль роковой женщины не первый год. Мало кто догадался бы, что настоящая Магнуссен сейчас - сокрушённая, покинутая, измученная ломкой по чему-то настоящему и светлому, но упрямо ищущая призрачный "зелёный огонёк" даже в полумёртвом состоянии. Всегда поддерживающая, но не поддерживаемая никогда и ни кем. Одна против целого мира. Её психолог - ещё один корифей в своём деле - вновь поругал бы её за воинственные сравнения - духовный хиппи со своим миром во всём мире. Реальность вокруг нас - отражение нашего собственного мировоззрения, Грейс. Ты смотришь на всё глазами прошлого, поэтому в твоей жизни сплошной хаос. Современные люди, точнее, люди будущего, не живут борьбой. Нужно относиться ко всему проще, неудачи - такая же ступень, как и успех. Ты не проигрываешь войну, ты просто стоишь на месте и думаешь, как сделать правильный шаг. Начни так видеть мир и ты увидишь, как всё изменится! Говорит красиво, а сам же поносит её грязью перед коллегами, пытаясь с этой чёртовой ступени столкнуть в пропасть - лицемерный ублюдок. Всё время говорит одно, а делает совсем противоположное. Магнуссен очень хорошо помнит их долгий диспут тет-а-тет на счёт типологии MBTI, которую, ещё будучи тогда наивной выпускницей, она приводила ему в качестве обоснования своего поведения и агрессивного взгляда на жизнь - она в тот день была у него последней пациенткой, поэтому они спорили часа два к ряду, с пеной у рта отстаивая свою точку зрения. Он называл типологию недостоверным фуфлом, к которому со скепсисом относится всё приличное научное общество. Сам же подсовывал тест по ней своим студентам, пропагандируя на лекциях едва ли не религиозно-судьбоносную значимость сего научного детища, с которым каждый из них столкнулся ещё в школе. Картина маслом. Затяжка. Воспоминание. А гнева и не осталось. Видимо, слишком вжилась в Её роль, сотворив из себя лучшую версию из возможных.

Удивительно, но даже в хороших районах есть тёмные закоулки, в ночное время суток вызывающие покалывания в пятках. Конечно, глядя на неё, чаще всего изящную и ухоженную бестию, отчеканивающую каблуками ритмы танго в покачивающей бёдрами походке, навряд ли закрадётся мысль о том, что Грейс обращает на подобные вещи своё внимание. Да и с чего бы? Это же не фирменная сумка или очередное кружевное бельё в витрине магазина. Что таинственно-привлекательного может быть в вонючих узких проёмах, куда всё время стекает вода с блоков отвода тепла кондиционеров, снуют туда-сюда крысы и разлагаются объедки, что чаще всего служат им пропитанием? Однако она обращает и знает наизусть каждый, мимо которого порой проходит с неким трепетом в душе - подсознательная привычка следить за миром, где в любой момент могут атаковать со спины. Особенно сейчас, когда она так уязвима. Рядом с одним из таких "недобрых" мест Магнуссен ищет силы в сигарете, чтобы сделать ещё каких-то пару сотен шагов до дома. Сущий пустяк в хорошую погоду и тем более при отсутствии неудобных каблуков. Но, нет, из неё словно все соки выжали, как из познавшего печальную судьбу стать частью терпкого мохито бодрящего лайма. Вот он был ярким, насыщенным, полным приятной кислинки, вдаривающей током по вкусовым рецепторам; через мгновение - мутный сок оттенка кожи утопленника бултыхается на дне бокала вместе со льдом. Специфично и до ужаса страшно, что вот так легко, в одну секунду чьё-то пылающее пламя превращается в сгоревший фитиль. Хаотичные мысли женщины, как пьяные, перетекают из воспоминаний в раздумья ни о чём, из них - в собственные оценки тех или иных событий и снова в воспоминания. Кусок оттуда, часть - с другого. Собранность давно покинула её, то есть неделю назад, когда всё окончательно полетело к чёрту. Сначала байронический герой, слишком скрытный и непредсказуемый, разносит в дребезги её ранимое женское самолюбие, оставляя открытыми шлюзы съедающего изнутри гештальта. Алчного, бездонного, поглощающего всё на своём пути, как чёрная дыра, тянущаяся к трогательным хрупким звёздам. Два выходных дня, поправ установленные собою же правила, она думала о нём, пыталась разложить по полочкам, выстроить скелет его психики, который бы после любовно одевала в мышцы из её свойств, сосуды - состояний и нервы - процессы. А визуальные черты, те привлекательные грани, что первыми бросаются в глаза, она бы соткала из эмоциональных проявлений, удайся ей только её шедевр в самом начале, и тогда вот он, настоящий человек, а не просто тёплый манекен с гудящим мотором в груди. Но знакомый незнакомец - он, как чистый лист - знаешь фактуру, знаешь цвет, даже ощущение, но всё ни о чём. А тут ещё Шоу со своей до боли знакомой ей проблемой. Нет, он, конечно, ни в чём не виноват, но видеть своё отражение - это всегда тяжело. Невольно вспомнишь свои маленькие печальные эпизоды, которые Грейс никогда не может воспринимать, как простые факты. Всё с эмоциональным подтекстом, с надрывающими сердце чувствами, по-прежнему живыми, но только теперь уже не бодрствующими, как раньше, как сейчас происходит с Шоу. Видеть воочию, со стороны, и против себя переживать всё заново. Вскрывать старые раны, пересматривать фото, заметки, которые давно пора снести на помойку, но никак не поднимается рука. Успокаивать себя, что всё это при любом желании не выкинешь из головы и просто надо с этим жить, как с воспоминанием о разбитой коленке. Было больно, кровоточило, саднило, но ведь прошло. Только с душой так не происходит, и ещё незажившие до конца ладони стигматами жгут напоминание о провале. И почему так устроена наша психика, что опасность она запоминает лучше кайфа? Режим самосохранения - зачем он только нужен, если всё равно в конце пути каждый сыграет в ящик? И так век короток, а тут ещё драгоценное время тратится на самоистязания и внутреннюю травлю. Может проще включить механизм самоуничтожения? Или она уже это делает, со вкусом нажимая один за одним тумблеры на пульте управления психическим ядерным реактором?

Магнуссен слышит, как в находящемся совсем близко проулке разлетается эхом лязгающий звук. На фоне общей тишины он, как гром среди ясного неба, разрывает ушные перепонки до содрогания всего тела. Вместе со сгоревшим пеплом на асфальт выпадает окурок из её рук - женщина не замечает, смотрит из-за плеча в узкий коридор тьмы, шёпотом ветра зазывающий её, манящий, как дьявольский инкуб, перед соблазнительностью которого никто не может устоять. И будто сразу находятся силы, откуда-то берётся энергия, которой ещё мгновение назад не было и в помине. Разворот. Осторожный шаг. Капля конденсата падает на плечо куртки. Грейс стирает её одним махом и, щурясь, смотрит вперёд. Желудок сжимается, явно крича об опасности, а подсознание шепчет "иди". Шаг - другой. Кроссовки хлюпают по набежавшим лужам, будто ставя точки, и рисуют тире, протяжно шаркая по асфальту. Темнота расступается перед ней и сгущается за спиной. Она, как в куполе, ярким светом отражающий тени, чей угол меняется с каждым метром её движения. Крыс пока не видно, как и света вдали. Но там определённо что-то есть - она знает, чувствует каждой клеткой тела. Страшно и завораживающе. Её дух сковывают эти ощущения, но тело неподвластно им. Что-то живое, что-то настоящее, пускай это может быть и смертельная опасность от какого-нибудь карманника или наркомана, - всяко лучше, чем удушающая пустота! Шаг за шагом. Она смотрит вперёд, жадно ища взглядом хоть что-то кроме темноты. Со спины лёгкий ветерок касается её кожи - она и обернуться не успевает, а чья-то рука уже закрывает ей рот, сминая грубыми пальцами кожу. Резкий рывок тянет женщину назад, сковывает её плечи, захватывая в кольцо, прижимая к живому телу. Она чувствует биение чужого сердца - не ясно ещё на сколько милосердного. Но что же дальше? Неужели, необратимая участь настигнет её так скоро, обещая дар умиротворяющего покоя? В такое счастье нельзя и поверить. "Наконец-то..."

Мы как бы не вместе, мы... как бы в бегах

"Вы когда-нибудь были под кайфом? Признайтесь честно, только между нами, употребляли ли когда-нибудь допинги, чувства от которых можно описать одним единственным ассоциативным с Кобейном словом? Нирвана, верно, именно она. Сладостная нирвана, в которой тело становится продолжением воздуха - таким же лёгким и прозрачным, пропускающим через себя потоки ослепляющего своей красотой света, согревающего божественным теплом. А душа... ох, как она парит! Как она безгранично огромна и чиста! Само солнце, нежно держащее в своих объятьях, убаюкивающие, как в колыбели. Такие вопросы кажутся неуместными? От чего же? Чем они менее уместны лжи? Говорите, что не употребляете, ну, как же... газировка и кусочек сахара в крепком чае - вот наши первые маленькие шалости, к которым нас приучают с детства. А, нет, постойте, немного лгу, но не от злого умысла. Мы получаем дозу наркотика с первым вдохом, когда наши маленькие тела держит в руках акушер. Не знали? Да, пожалуй, когда-то и для меня было сюрпризом узнать, что организм - наш самый первый дилер, первый услужливый барыга. Хитрый подонок подсаживает нас на жизнь, притупляя эндорфинами болевые ощущения. Он обманывает нас, кормит ложью, как похотливая проститутка, шепчущая сладкие слова любви каждому клиенту за двадцатку сверху - лишь бы мы только искренне верили, что жить - это хорошо. Мы даже представить себе не можем, какую на самом деле испытываем боль от каждой банальной мелочи, составляющей нашу рутинную жизнь. Обрушься она на нас сразу, одной мощной лавиной, и сердце остановится, не выдержав накала. Перегорит. Наш мозг об этом знает, и, как настоящий паразит, бережёт свой храм, вкидывая снова и снова всё больше и больше эндорфинов. Чтобы мы не чувствовали, чтобы не понимали и жили в сладкой нирване, где нам так хорошо. Дальше - больше. Мы начинаем социальную активность. Знакомимся с людьми, общаемся, ищем одобрения, понимания, признания, любви. Дофамин снабжает нас от этого кайфом, позволяя нам чувствовать себя успешными. Мы ликуем, испытываем экстаз. Вы, конечно же, помните, как не можете усидеть на месте и хотите покорить весь мир, когда с Вами случается успех, которого Вы так долго ждали? Покалывание в пальцах, гулкий стук сердца, ноющие виски, учащённое дыхание. Жар, разливающийся по всему телу, как расплавленное золото. Дикая активность с приступами неконтролируемой радости и счастья, когда сутки к ряду не до сна и жизнь вокруг кипит подобно вулканной лаве? И здесь сердце может не выдержать, но нам это нужно, чтобы не заработать пролежни от апатии, выражающейся в неподвижной лени, и не сдохнуть в адских муках. Наш мозг заботится о нас, прикармливает уже смесью эндорфинов и дофамина, чтобы нам всегда было хорошо, чтобы мы не чувствовали боли и не забывали действовать. В конечно же счёте, чтобы не перегореть, на десерт наш добрый барыга подкидывает нам на изящном блюдце серотонин, чтобы притупить дофаминовый экстаз. Пошалили и хватит, теперь расслабляемся и сбавляем градус эффекта от социального взаимодействия. Везде должен быть баланс, всё нужно держать под контролем. Тогда у нас ничего не будет болеть, мы будем достигать успехов и наслаждаться ими, видя мир через розовые очки. Наш мозг думает с первого мгновения нашей жизни, заботится о нас, о своём инкубаторе, стараясь поддерживать в надлежащем состоянии и как можно дольше удерживать от грустных думах о смерти. И это только естественные наркотики, без которых мы не проживём и мгновения. А ведь есть ещё синтетические в таком разнообразии, что никакого здоровья не хватит перепробовать их все. Забавная картина, не так ли? Мы обещаем родителям никогда не употреблять, хотя сидим на игле с первого мгновения. Что же удивляться, что позднее, когда к естественным наркотикам уже сформировано привыкание, а внешние раздражители только всё больше и больше набирают обороты силы, человек, заточенный сидеть на игле по своей природе, ищет более мощные синтетические препараты? Хочет и дальше жить с расширенными зрачками, заменяющими ему розовые очки? Это наша природа и только, ведь..."

Открыть глаза ещё труднее, чем прежде. Грейс и не пытается, хотя находится в сознании вот уже как несколько минут. Первый признак реальности - звук мотора. Не понятно какого именно и почему она его отчётливо слышит, ведь даже с закрытыми глазами ещё ощущается ею, как мозг купается в мрачных водах, посеребрённых светом луны. Плавные покачивания, безмятежные, лёгкие. Обычные люди называют это состояние "вертолётами", Магнуссен - плаванием на Титанике. Не потому что любит этот фильм, а потому что финал этих ощущений такой же прискорбный, как и у знаменитого корабля - она тонет. Во сне, в приступе, апатии, болезни - в чём угодно, но именно тонет. Ещё и этот тошнотворно-сладкий аромат и привкус на губах. Колотящееся сердце вынуждает организм работать быстрее, острее чувствовать, и это явно не тот запах, который стоит вдыхать глубже, чтобы получить наслаждение, но от него уже не избавиться. Как пьяная, она покачивается мысленно и физически, будто в колыбели, не понимая, как оказалась в этом состоянии. Спутанные мысли, обрывочные воспоминания - толкового в голову не приходит ничего - даже сон, который отчаянно крутился у неё в голове, теперь ей недоступен. Бешено бьющееся сердце заставляет в таком же духе работать и мозг - бедные серые клеточки колотятся друг о друга, как чокнутые от прилива энергии электроны на орбите атома. Носятся и носятся, носятся и носятся, раскурочивая атомную решётку. И, вот, между нами таит лёд... Мозг ищет объяснения, пытается сориентироваться в мире, куда попал внезапно и без предупреждения. Пытается выжить, бедный, сохранить свой инкубатор, который в лице Магнуссен, едва найдя в себе силы приоткрыть глаза, пытается ровно сесть на заднем сидении автомобиля. Качает, кружится, и всё ещё до ужаса хочется спать. Женщина и спала бы себе спокойно дальше, если бы только не этот голос...

- Что? - размеренно и тихо, мурлыкая, словно кошка, произносит она, щуря взор от даже самого крошечного отсвета фонарей, встречающихся на пути. Веки отчаянно стараются снова опуститься, утянуть её обратно в сладкое ощущение сна, но Грейс героически держит оборону и про себя перечисляет всё, что видит: салон автомобиля, сидения в нём, зеркала, водитель... При виде мужчины мозг вкидывает дозу адреналина, нервная система бьёт тревогу и тело наполняется энергией даже при отсутствии Сникерса. Магнуссен резко распахивает глаза, моргает несколько раз и забирает свой телефон, непонимающе смотря на уже знакомого незнакомца. Её байронический герой спустя две долгие недели снова оказывается на её пути и снова за рулём автомобиля. Неужели это становится традицией? Ведь то, что происходит дважды, всегда повторяется в третий раз - закон тринити.

- По-моему, ты уже всё решил, - осторожно, двумя руками женщина забирает телефон у водителя и кладёт его себе на колени. Шею ломит так, словно всю дорогу на ней везли мешок с кирпичами. Она тянет её, наклоняясь влево, затем вправо, вперёд, слушая как хрустят позвонки, а по вискам ударяет новый прилив расслабленности: - Романтический уикенд в качестве извинений, безусловно, очень мило с твоей стороны, но мне в понедельник на работу. Не забудь, пожалуйста, об этом, - не смотря на явно иронизирующий смысл, свои слова Грейс произносит так медленно и протяжно, словно опрокинула в себя минимум бутылку виски, и теперь она вся из себя женственная львица-тигрица. На деле же она ощущает себя воскресшей из мёртвых, которой не дали комфортно разложиться до наступления апокалипсиса. Медленно двигаясь задницей по сидению, Магнуссен ползёт поближе к правой дверце и прилипает к ней всем телом. Её локоть удобно упирается в дверную ручку, а щека и того лучше - вжимается в прохладное стекло, от ощущения которого даже тихо постанывает, вещая о своём кайфе. Закрывает глаза. Открывает. Вспоминает про новости за шестое число, о которых говорил байронический герой и с тяжёлым вздохом отлипает от окна, чтобы сощуриться от яркого света телефонного экрана: - Окей, гугл. Финикс, утренний выпуск новостей за шестое декабря, - проговаривает она в динамик телефона, и пока поисковая система формирует список ссылок по её запросу, женщина приоткрывает окно, подставляя лицо приятному зимнему ветерку. "Боже мой, как же хорошо!"

- А как я оказалась у тебя в машине? Совесть не позволила подойти и сказать мне "привет", поэтому ты просто меня вырубил и увёз? Как мамонта? Очень брутально и обидно, - продолжая стенать, но уже явно чувствуя себя лучше, чем в первые мгновения пробуждения, Грейс наклоняется вперёд, чтобы опереться локтями о колени и вникнуть в суть текста, описываемого в статье. Занятие, к слову, не из простых в таком состоянии, поэтому некоторые предложения ей приходится перечитывать по несколько раз, хмуря брови, расправляя, когда напряжение вновь отдаёт дёргающимся нервом у века, а затем снова хмуря, пока общая суть проблемы не складывается в одно простое предложение "укокошены те самые парни, которые чуть не укокошили её". В миг озарения Магнуссен выпрямляется, как маленький дерзкий сурикат, и вновь перечитывает предложение про место расположение пяти трупов: - Так, постой-постой. Я правильно поняла, что кто-то прихлопнул тех самых мерзавцев? Вот тех, прямо именно их, а никаких-то других, неудачно заехавших в автомастерскую, как я? - её серьёзный взгляд устремляется на зеркало заднего вида, в котором она отчётливо наблюдает глаза мужчины - такие же чёрные и глубокие, как ей и запомнились: - И почему ты меня не убил? Я знаю, что ты на это способен. Ты в целом рациональный человек, хотя и не всегда, и всё ещё живая я тому подтверждение, - Грейс улыбается и, крепко держа телефон, осторожно перемещается на середину сидения, чтобы положить запястья на находящиеся перед ней кресла и выдвинуться корпусом вперёд - поближе к своего байроническому герою: - Я думала о тебе всё это время. Красивый ход. Уважаю. И не хмурь так брови, я не идиотка совсем уж, чтобы пытаться искать о тебе информацию. Моё мнение основано только на анализе нашего интересного совместного вечера, когда ты меня безбожно продинамил. И знаешь что? Я ни черта тебя не понимаю, - она нервно усмехается и качает головой, прицокивая языком от удивления самой себе: - Ты скрытный, сдержанный, владеющий эмоциями человек. Умеешь постоять за себя, рационально мыслишь. В стрессовой ситуации особенно расчётливо и чётко. И раз не постеснялся полезть в стычку с перевешивающим числом соперников, значит, ты очень хорошо подготовлен и уверен в выигрыше. Такие люди, как ты, всегда  придерживаются правила достижения максимального результата наименьшими затратами. И если из-за меня ты попал в дерьмовую ситуацию, то выгоднее всего свернуть мне шею и залечь на дно, - от былой Грейс, с которой он познакомился парой недель ранее, не осталось и следа. Разве что наглый, вызывающий взгляд, каким она испепеляла его всю дорогу, покуда он гнал машину на скорости выше сотни, чтобы убедить её, что он круче тех поставленных границ, которые она ему обозначила. Нет уже обольщающей нуарной героини, чьё амплуа за годы богемной жизни, казалось, стало её второй кожей - только Грейс, простая и обыкновенная женщина, немного разбирающаяся в загадочных людях. Она не сводит взгляд с зеркала заднего вида и продвигает руку вперёд, кладя кисть на плечо мужчины, чтобы он обратил на неё внимание и отвёл от дороги взгляд: - Тебе ведь ничего от меня не нужно. Так почему же ты меня не убил?

She could tell right away
That he was bad to the bone

Не будь Грейс одной из главных действующих лиц сложившейся ситуации, а имей возможность наблюдать за ней со стороны подобно латентным вуайеристам, которые чаще всего скрываются за стенами именно таких уютных семейных гнёзд, на фоне которых припаркована белая Тайота, у неё невольно сложилась бы ассоциация с первым свиданием двух подростков из фильмов прошлых лет. Эдакая старая школа с почтительным расстоянием, неловкими диалогами, включающими дивные вопросы с не менее поразительными ответами на них, под мотивы "ZZ Top" на тихом бэкграунде. Кто видел раз, тот уже никогда не забудет и вполне естественно сравнит эпизод их очередной встречи с истинно-типичным сюжетом клипов семидесятых годов, где всегда преобладают приглушённые вечерние тона, безмерное количество блеска софитов на перебой с искрящими украшениями и нескладные движения, красиво называемые эстрадными танцами. Разумеется, помимо перфоманса, женщина, как профессиональный психолог, не обошла бы стороной в сравнении и их беседу, сопоставляя её с подачей глубокого смысла текстов песен той эпохи (кардинально разнящихся с современными, где изобилует гротескное проявление основных инстинктов) - по своей сути форма изложения не отличается тривиальностью и во всём своём многообразии уморительности подчёркивается игривыми аккордами гитары, так схожими с настроением разговора в салоне автомобиля. В чём-то их встреча, если присмотреться очень внимательно и скрупулёзно к деталям, действительно является отголоском содержания клипов семидесятых - в отличие от современной молодёжи, значительно более раскованной и открытой в своих проявлениях, чем подрастающее племя того времени, знакомые незнакомцы заметно скованны и отстранены друг от друга даже под гнётом висящей над ними жизненно опасной проблемы, призванной в своей основе тесно объединять людей под флагом выживания. По этой же причине, подсознательно придерживаясь заложенной в генетическом коде осторожности перед неизвестностью, каждый из них скрывает замешательство от непривычных ощущений за несвойственными им реакциями: байронический герой - за шутливыми рассуждениями, Грейс - за ужимками неопытной школьницы, балансирующей на лезвии ножа между невесомым обольщением и нахальной провокацией. Столь же неуверенно и многогранно в своих вариациях расцветает и план по их спасению, как в своё время хаотично раскрывалась "эпоха хард-рока и диско", едва отошедшая от потрясения революцией "свингующих шестидесятых", но ещё не сформировавшая своё направление в сторону неоновой танцевальной электроники.

Коротко говоря, всё очень зыбко, расплывчато, но крайне напряжённо...

Внутренняя напряжённость Грейс, которую она ещё не осознаёт, будучи увлечённой множеством новых открытий, обрушившихся на неё за последнюю четверть часа, вуалируется гораздо лучше ленно-расслабленным состоянием от остаточного действия эфиров, усиленного последствиями её двухнедельной апатии, чем природным даром женщины к лицедейству, которым в этот вечер она едва пользуется в полной мере в отношении своего байронического героя. Её менее агрессивные провокации в адрес мужчины, мягкое нарушение его личных границ и бравада бесстрашием, выражающаяся в повторяющемся несколько раз ею остром вопросе и откровенном описании натуры собеседника, не более чем проявление этого сковывающего изнутри стальными тисками чувства, в ловушку которого её вгоняет непонимание поведенческих мотивов мужчины и накрывающая волной смертельная опасность, следующая за ней попятам с их первой встречи с незнакомцем. Не удивительно, что в такой чрезмерно непривычной ситуации блок Эго психики женщины бросается защищать свой инкубатор и при первой же возможности начинает искать любые пути для залечивания вскрывшейся язвы искалеченного самолюбия. Фундаментальный пласт личности, нередко действующий топорно и избито в привычной среде в виду слабой мобильности, становится на удивление гибким и изворотливым в пылу отчаянной угрозы, в результате чего Грейс из своего амплуа хищной обольстительницы переодевается в естественный и простой образ отчаянной девчонки, которой по плечу весь мир и всякая угроза - лишь повод проявить свою смелость. С оттенком женственности, разумеется, которая в этот вечер увенчивает давно скрываемое ею подростковое озорство её характера лишь благодаря туманной пелене эфирного дурмана.

Именно из-за вышедшего на сцену подросткового образа, которого придерживаться в разы легче, чем многослойной роли "femme fatale", требующей безграничного изящества и хитрости в каждом движении и слове, Магнуссен позволяет себе с нескрываемым на лице удивлением и восхищением слушать пламенную речь, разразившуюся со стороны мужчины, чей облик уже впитан в её сознании, как склонный к молчаливости и безмятежной серьёзности. Поначалу ей кажется, что он вполне откровенен в своих суждениях - его ровный холодный тон с частыми паузами между словами собьёт с толку любого, особенно при мимолётном знакомстве. Но с каждым оборотом задорного (в количестве выражений и своей иронизирующей сути) монолога, не смотря на невозмутимость интонации рассказчика, его подоплёка тревожащих слов наполняется искрящимися красками шутливости, словно ком, всё быстрее и быстрее катящийся по снежному склону. Смятение Грейс сменяется улыбкой, и, подперев ладонью подбородок, она едва ли не с открытым ртом слушает увлечённый рассказ мужчины, столь не склонного к подобным выходкам. Не просто рассказ, а целое театральное представление с реквизитом из разноцветных проводов и вытащенного из бардочка электрошокера, который, ломая четвёртую стену в своём выступлении, байронический герой кидает на заднее сидение рядом с Грейс, попутно задавая ей философские вопросы, не требующие ответов. Она ошеломлена и мысленно рукоплещет новоявленному актёру за столь блестящую игру, которую он провёл с ней в день их первого знакомства. "Кто бы мог подумать, что под этим суровым обликом таится второй Хамфри Богарт?"

От абсурдности ситуации, в которую выводит её навязчивый вопрос мужчина, Магнуссен душит заливистый смех, но она сдерживает его изо всех сил, плотно сжимая губы и отворачивая в сторону лицо, чтобы только не дать волю эмоциям, способным легко развеять внезапно охватившее его вдохновение вербально контактировать с ней. Всегда спокойное выражение лица незнакомца, оттеняющееся неизгладимым ощущением сомнения в интеллектуальных способностях человечества, а в данной ситуации конкретно Грейс, находится в таком контрасте с издёвочным контекстом  обучения работы с электрошокером, что ей приходится отвлечься на разглядывание устройства, которое она берёт в руки, якобы внимательно и вдумчиво относясь к алгоритму последовательности его активации, лишь бы только найти в себе силы не поддаваться на внезапную провокацию. Электрошокер в действительности мало занимает её внимание - женщина заслушивается голосом рассказчика, так приятно звучащем бархатистой хрипотцой в изобилии нежданного потока слов, и незаметно для себя начинает водить пальцами по корпусу оружия, бессознательно оценивая его вес, удобство расположения в руке, комфортность ношения его в клатче, но уделяя всё внимание именно наслаждению звучанием почти не запомнящегося ей голоса. Мягкое произношение согласных, слегка тянущиеся гласные, чаще всего в начале слов - она всё подмечает в его речи и так увлекается, что случайно нажимает кнопку на электрошокере - тот начинает трещать, а женщина, от неожиданности чертыхнувшись, роняет его из рук и уже не может удержаться от накала эмоций, саднящих на уровне горла. Скрывая лицо в руках, первые мгновения она смеётся хрипло и с придыханием, но звук прорывается сквозь заслон не выраженных чувств - и вскоре её смех заполняет весь салон автомобиля под резкое молчание мужчины, столь долго державшего словесную оборону.

- А что тебе не нравится? - едва выговаривая слова, Грейс поднимает с пола электрошокер и возвращает на место: - Это разумно. Я всё время так делаю на сеансах. Говоришь ни о чём, развлекаешь пациентов, пока они не расслабятся, а потом принимаешься клещами вытаскивать из них причины их визита - никто не хочет признаваться в своих проблемах, едва переступив порог. Так и ты бдительность усыпляешь, - вытирая с уголков глаз проступившие от смеха слёзы, женщина смотрит на своего попутчика и широко улыбается, покачивая головой: - А ты умеешь удивлять. Оказывается, ты можешь говорить больше пяти слов в час - это настоящее чудо. Я уже даже не надеялась, - она замолкает, стараясь взять себя в руки, а он продолжает её удивлять - не только тем, что всё ещё ведёт монолог, но и совершенно не ожидаемыми с его стороны комплиментами в её сторону. А, главное, чему! Ни её привлекательности, ни даже умению восхищать изяществом манер или пластики, а уму, в наличии которого её не редко вынуждали усомниться не только окружающие, но и собственные демоны, тиранящие душу. Не смотря на весь свой нарциссизм, ей не редко приходилось признаваться самой себе, что логические выводы и причинно-следственные связи дальше познания человеческой натуры - её ахиллесова пята, прикрывать которую в окружении деловых людей, с кем чаще всего ей приходится общаться, склонных, как и он, к аналитическому мышлению и строгому парированию фактами, ей всегда приходится через пот и кровь аффекта и этических манипуляций. Атаковать эмоционально, изводить чувствами и двусмысленными подтекстами, оглушающими рациональный разум оппонентов, которые с трудом переваривают подобный поток информации - вот её оружие, открывающее путь к бегству от того поля брани, на котором она бессильна. А тут... Грейс внимательно вслушивается в слова мужчины, пытаясь поспеть за рассуждениями, звучащими, кажется, так просто, но воспринимаемыми ею, как загружающаяся картинка в браузере при исчерпанном трафике Интернета. Она старается не отвлекаться на жужжащие на заднем фоне мелькающие мысли, вроде "Как он так лихо это продумал?", "Как пришёл к такому выводу?", "Как свёл воедино столько факторов?", пытаясь запомнить досконально каждую фразу, сонетом срывающуюся с его уст - так же гармонично и легко, как сменяющие друг друга аккорды в мелодичном произведении. Но к концу его монолога, когда впервые за весь разговор он выделяет голосом из всего текста "мы", её заточенное на эмоциональный окрас сознание отвлекается от звучащих для неё китайской грамотой логических пируэтов, успокаивающее поглаживая по плечу томящуюся в душе нервозность - ведь раз вляпались "мы", значит, он не считает одну её виноватой в тех проблемах, в которые вырисовывается ему спасение её мятежной души. Магнуссен выдыхает сразу же после того, как смолкает её собеседник. Открыв дверь, мужчина наполовину выныривает из машины, садясь к ней боком и свешивая ноги на землю - за пределы салона, где произошло маленькое чудо преображения его натуры. Тишина, в которой она изучает взглядом фигуру своего спасителя, на удивление не угнетает, а, наоборот, как-то расслабляет и успокаивает, что ей не привычно - Грейс редко прибывает в тишине, предпочитая заполнять её если не своим голосом, то хотя бы звуками музыки или фильма. Но он другой. И даже тишина с ним воспринимается иначе.

"Устал. Для него это настоящий подвиг - самостоятельно вести так долго разговор. Деклатимы под это не заточены. А тут, чтобы меня вразумить, пошёл на такие жертвы. Видимо, дела совсем плохи." Проведя в молчании и собственных размышлениях несколько минут, женщина решает выбраться из машины и аккуратно выскальзывает из неё, стараясь снова не нарваться на электрошокер, в этот раз ощутимо испытав его заряд на своей заднице - развлечение такое себе, на троечку, она не понаслышке знает да и понаслышке тоже - не даром забавляется опасными развлечениями. Снаружи свежий воздух и едва заметный ветерок приятно ласкают кожу, и она понимает, что опьяняющая расслабленность наконец-то исчезла из её сознания, что позволяет ей закурить - после пережитого мозгового штурма, всё ещё давящего бетоном фактов её подвижный разум, ей это жизненно необходимо. Как и разрядить обстановку, которую вновь в себе переживает её байронический герой: - Знаешь, - произносит женщина на выдохе табачного дыма и, огибая раскрытую дверцу с места водителя, садится перед мужчиной на корточки, смотря ему в глаза: - Если бы ты всех их перебил и позвал меня загород на выходные, это было бы самым лучшим свиданием в моей жизни. Кровавый уикенд - смотрите во всех кинотеатрах города в формате IMAX, - отшучивается Грейс с широкой улыбкой и делает очередную затяжку. Его спокойствие успокаивает и её, и не забывая о своей привычке нарушать чужое личное пространство, она легонько толкает мужчину в колено локтем, на этот раз уже серьёзно продолжая свою речь: - Я тебя поняла - всё очень плохо. Мы все умрём. Хорошо, я обещаю не брыкаться - слушаться навряд ли, но вести себя более-менее сносно точно могу пообещать. Раз надо ехать, то поехали. Только сигарет у меня в пачке.., - вновь опуская руку в карман куртки, женщина вынимает мягкую упаковку, крышка на которой издаёт последнее издыхание, падая на землю, - три штуки, а без них я не проживу. Предложишь жевать карамельки или траву - исцарапую всё твоё хмурое лицо сразу и без раздумий, так и знай. Поэтому сначала сигареты - потом удираем в... ну, куда мы там удираем, - вдыхая последнюю затяжку, Грейс встаёт на ноги и кидает на идеально чистый асфальт окурок, без тени зазрения нарушая закон о чистоте: - И, к слову, ты так и не назвал своего имени, мой герой. Если не скажешь, мне придётся всё время называть тебя "котиком". Не очень брутально для твоей натуры, не находишь? - она снова улыбается ему и, захлопнув заднюю дверь, огибает машину, чтобы занять ставшее привычным место самого несносного штурмана на свете.

Is a question of control

"Ну, что ж, котик - так котик."

Вместе с опасным электрошокером и угрюмым Котиком, одарившим Грейс в этот вечер не только поразительной тирадой, но и ещё более ошеломляющей улыбкой умиления её недальновидности, женщина вновь выбирается из машины с расслабленной ленцой, от которой ей приходится очень скоро отказаться, чтобы поспевать за своим спутником, шествующим маршем к новому пункту назначения. В пути следования к расплывчато обозначенному месту дислокации мужчина снова возвращается к своему сдержанно-молчаливому состоянию, погружаясь в безусловно важные размышления, которым Магнуссен не мешает своей болтовнёй - молчит, как и он, и тоже думает, но только о совершенно ином, более близком её внутреннему миру.

Типаж таких людей, как её байронический герой, Грейс изучала в университете на лекциях по дисциплине психологического тестирования, но в реальной жизни встречает впервые - от того ещё сильнее её интерес к изучению его мироощущения, делиться которым он явно не спешит. Психологическая модель поведения мужчины, вбитая до костного мозга в её сознании, отчаянно ищет практического подтверждения теоретическому описанию, и женщина, не лишённая наблюдательности в эмоциональных реакциях людей, записывает в уме все её проявления в словах и жестах изучаемого объекта. Как ей понятно и без научных статей, их миры - кардинально разные, не смотря на общее пространство, которое они делят вместе с ещё семью миллиардами людей. Его мир - это стройные логические системы отношений объектов между собой, людей и объектов, людей и людей, которые в его представлении более близки к ресурсам, чем к неизведанному миру эмоций и чувств. Строгая иерархия кубов из фактов и их следствий, соединяющаяся между собой в определённых точках для поддержания баланса конструкции мира, не позволяющая ей рухнуть ни при каких обстоятельствах. Более стабильной психики, чем у Котика, навряд ли найдётся ещё у кого-то на всей планете - именно по этой причине подобные ему люди никогда не посещают психологов и психотерапевтов по собственной воле - они и сами способны выстроить устойчивую структуру их вселенной, предельно ясную и простую в своей сути. Такие, как он, всегда действуют лишь исходя из целесообразности ситуации, потому Грейс ни сколько не удивится, увидев в его мобильном чётко следующие друг за другом отдельные папки с группами телефонов людей, объединённых по какому-то общему фактору, как и с важными фото- и медиа-материалами, где нет места ничему лишнему. У таких рациональных персонажей всё всегда находится на своих местах, даже чувства, которые они держат в кулаке, не позволяя сделать ни единого бессмысленного трепыхания. Любое отклонение от нормы без исключений находит логическое объяснение, не вызывая тени сомнений и душевных треволнений - всего того, что так не выносит подобный тип личности. Именно на таких людях, подобных великому титану Алтанту, и держится фундамент этого мира, который, подобные Грейс, чрезмерно увлечённые его внешними формами личности, изо всех сил стараются развалить до самого основания.

Разумеется, в картину мира Котика Магнуссен не вписывается совершенно ни по каким критериям. Она - излишество, чуждое ему, как и страсть к власти или материальным накоплениям сверх нормы. Спартанская жизнь, созданная под шаблон в высочайшей степени ценимой им стабильности, где каждый механизм работает отлаженно и стройно - вот его первоочерёдная цель, как важного элемента общего устройства социума. Индивидуальность, самобытность - возможно и несколько волнующие его понятия в минуты редкого безделья, но совершенно не годные для более детального изучения. Его стезя - быть частью социума, но не как индивид, а как инструмент в поддержании порядка, рядом с такими же инструментами, где каждый для чего-то нужен. Понятие целесообразности, конечно же, во всех его проявлениях и мыслях находит своё отражение. От того и узкий круг знакомств, и обязательная причастность к определённым структурам общества, и чёткий порядок действий, где мало места импровизации. Именно в этом костяке его сознания на пути к универсальному магазину у автобусной стоянки Грейс и находит объяснение ранившему её хрупкое самолюбию отказу - небольшое самоудовлетворение от успешно проделанной работы, конечно, сглаживает шероховатости кровоточащей раны, но не залечивает её - ведь, по сути, понимание взаимодействия с Котиком всё ещё остаётся у женщины исключительно на уровне эмоциональной чуткости, которая в её нынешнем состоянии работает не многим лучше, чем многострадальная логика.

- Краску для волос брать? В боевиках так часто делают, - нарушая молчание лишь у дверей в магазин, Магнуссен улыбается мужчине и жалеет о содеянном - его суровый взгляд, излучающий полную собранность и готовность отражать атаку в любое мгновение, прожигает её похлеще, чем описанные спутником последствия от удара электрошокером, вынуждая её поскорее ретироваться в сторону полок с разнообразными товарами под его инструкции о недосягаемости банковской карты. В одиночестве под непременно мигающим холодным светом люминесцентных ламп она выдыхает от перегруза размышлений, тянущих её ко дну. Лихорадочно крутящиеся вокруг личности мужчины мысли предрекают ей, что самое необходимое он добудет и без неё, поэтому первым делом она направляется к лотку с сигаретами и полке с множеством банок растворимого кофе - минимального набора, необходимого ей для выживания в будущие два дня, по её предположениям, всё ещё скрашенным оттенками апатии. Взгляд в сторону продуктового отдела вызывает у неё тошнотворное чувство, от которого она скрывается в отделе литературы: маленький блокнот, ручка, и детектив Агаты Кристи в красивой мягкой обложке в синих тонах, где красуется огромный старинный поезд - её путь к спасению от гнева мужчины, который наверняка сам её задушит по итогу уикенда, если она станет донимать его разговорами от безделья. Держа стопкой свои приобретения, к которым по пути её маршрута до кассы добавляется минимум гигиенических предметов, Магнуссен встречает мужчину, чей набор для выживания более масштабный и практичный, чем бумага и никотин. Под его оценивающим взглядом она кладёт все товары на ленту и молчит, испытывая острое желание закурить, которое она проявляет, крутя пальцами в кармане куртки изодранную пачку с сигаретами. Радует из всего её только то, что в такое время в магазине совершенно нет очереди, которая ещё больше нагнетала бы обстановку.

- А дальше что, Котик? - подкурив сигарету, спрашивает Грейс, на что мужчина кивает в сторону автобуса. Они идут к остановке, где уже ожидает их набирающий пассажиров транспорт. Торопливо делая одну затяжку за другой, Магнуссен в минуту выкуривает табачное седативное и запрыгивает внутрь "синего кирпича", где занимает место у окна. Сложно вспомнить когда в последний раз она ездила на общественном транспорте, вдоволь наслаждаясь видами за огромными окнами, и эта новизна её прельщает, как и всякая прочая. Да, мир Грейс совершенно отличен от мира Котика, и в нём есть место простому наслаждению красотой и эстетикой форм. Она - типичный потребитель со страстью ко всему изысканному, в чём, не смотря на различия, они были так близки с Ней. Женщина напрягается от вновь возникающих в её голове воспоминаний и неотрывно смотрит на свет фонаря, слепящий белым пятном. Недолгое забвение было ей наградой, и теперь она жалеет, что эффект эфиров покинул её в своём сладко-заторможенном дурмане. Задумчиво потирая подбородок, Грейс пытается уйти от навязчивых мыслей, стараясь думать о разнице в восприятии реальности между ней и... Котиком.

"Котик... Нет, ну, никак не вписывается в его образ. Не хотел говорить настоящее имя - мог бы назвать первое попавшееся. Хоть Джон Доу. Но он не ершится от такого уменьшительно-ласкательного прозвища. Почему? Недостаток женского внимания? Навряд ли. Наверняка у него есть несколько контактов постоянных любовниц, которые не против заняться сексом без обязательств. Почему несколько? Потому что одна - это уже серьёзно. Это какая-никак привязанность, что для него - пограничное состояние. Не вариант. Когда женщин несколько, на их суть не обращаешь внимания, когда одна - невольно начинаешь изучать, запоминать привычки, предпочтения. Как ни крути, а человеческое ему не чуждо, иначе бы сидел в палате с мягкими стенами. Они такие же сдержанные и холодные в эмоциях, как и он? Приверженец одного типажа? Для этого нужно намеренно искать определённых женщин, а он явно не из тех, кто сидит в чатах знакомств. Случайные связи, которым он дал "зелёный свет" для продолжения - более вероятно. Значит, женщины по темпераменту вероятнее всего разные. И точно не холерики - они слишком эмоциональны и не годны для постоянно-периодичных встреч с такими мужчинами. Как говорится, рано или поздно можно легко нарваться на мину дурного настроения, что явно Котику мало интересно. Меланхоличные тихие особы, как и лёгкие в своих эмоциях сангвиники чаще всего не жадны в ласковых словах, особенно после секса, даже если он сразу сваливает от них к своим делам. Так в чём причина? Симпатия в мой адрес?" Грейс кидает короткий взгляд на мужчину, всё так же думающего о своём, но не забывающего следить за тьмой, что таится за окнами, являющей ему куда больший интерес, чем её персона в данный момент. "Хотеть-то он, конечно, хочет - понятно было ещё в тот раз, пока он не передумал вписывать меня в какой-то блок своей структуры, где, видимо, не нашлось мне места, но симпатия? Мало вероятно. Я - просто последствие неудачного стечения обстоятельств, которое он пытается вырулить в привычное русло. Так больше схожи на семейную пару, если кто-то станет спрашивать о нас? Дорогой и милой, как часто принято у супругов, он меня не называет. Тяжело его понимать, даже когда открылись некоторые карты. Жаль, что нет с собой литературы. Поняла бы раньше кто он - уже бы всё прочла и знала что с ним делать. Интернетом скорее всего он мне пользоваться тоже не разрешит. Придётся изучать эмпирически - отвратная затея, учитывая, в каком я состоянии. Проклятые незакрытые гештальты - от них одни проблемы."

Их путь не занимает больше получаса, хотя Магнуссен за временем совершенно не следит. Она вообще не следит ни за чем, кроме самого мужчины, в чью власть целиком и полностью отдала свою жизнь. Забавное наблюдение, учитывая то, как женщина рьяно борется за неё в обычном состоянии, используя любые уловки и ухищрения, доступные её сознанию и опыту. Но здесь иная ситуация, в которой, в отличие от Котика (ох, уж, этот Котик!) она совершенно ничего не смыслит. А он - явный профессионал, который не просто думает, а выполняет чёткий, хорошо знакомый ему алгоритм действий, что говорит о многом. Но думать о байроническом герое ей уже не хватает сил - слишком много новой информации для анализа за один день, поэтому, придерживаясь своего стандарта поведения, она медленно переключается на рефлексию собственных ощущений, вызванных происходящим, от которой отвлекает её вынужденная остановка - они выходят из автобуса и, пройдя не больше полумили, добираются к месту, где их уже ждут. Незнакомый мужчина курит около олд скульного внедорожника в духе лучших боевиков своего времени. Масштабный, увесистый и незыблемый - точно как сама натура Котика, вступающего с незнакомцем в диалог. Грейс не лезет в мужской разговор, предпочитая оставаться в стороне в компании последней сигареты, оранжевой точкой выдающей её положение в темноте. Диалог мужчин чисто деловой - никаких дружеских шуток, типичных братских похлопываний по спине, какие используют при встрече хорошо знакомые друг другу сына Адама. Даже не слыша их слов, она понимает, что это обычная встреча ради сделки, что подтверждается передачей ключей в руки байронического героя и скорым уходом неизвестной личности, следующим сразу за передачей автомобиля во владение новому хозяину. К этому мгновению окурок от сигареты Магнуссен даже не источает последних витков дыма. Дождавшись, когда незнакомец окончательно скроется из виду, Грейс подходит к своему попутчику, облокачиваясь на открытую дверцу у сидения штурмана, пока он забрасывает припасы внутрь автомобиля: - Куда теперь? На встречу звёздам?

I've got so many names let Lucifer Longtail suffice
So many faces so many devices... adore, adore - a star is born
There that's me there - the ace in the hole of America's soul

Свобода - вот её главный камень преткновения, тот неоценимый приз, ради которого она всю жизнь участвует в гонке на выживание, не выпуская из поля зрения всех её участников - весь чёртов несовершенный мир. Свода от условностей, от навязанных шаблонов и правил, от навешанных на её личность ярлыков. Быть такой, как хочет она сама, а не желает общество - вот причина, по которой Грейс так отчаянно, так жестоко старается вытравить из себя настоящую сущность, свою человечную слабость, отражающуюся этим поздним вечером блёклым призраком в стекле пассажирской двери старого форда. Быть как все... Что может быть страшнее? Одно представление тихой и спокойно людской жизни вызывает в ней сковывающий холодом, обездвиживающий и разум, и тело животный страх. Выйти замуж, чтобы через десяток лет понять, что ненавидишь человека, делящего с тобой постель. Завести детей, которым уже в подростковом возрасте окажешься ненужной. Собаки, кошки, хомячки, сбегающие при каждом удобном случае, забудь только раз закрыть за собой дверь... Играть по правилам - значит, позволить властвовать над собой. Любить всем сердцем и обожать до изнеможения, пока, хотя бы по причине заевшего быта, избранные сердцем не предадут тебя, от скуки вонзая в спину десятки ножей, которые затем будут беспощадно прокручивать внутри медленными движениями тлеющие в памяти воспоминания, наслаждаясь стекающими по бледнеющей коже алыми струями крови, слизывая их жалящими языками утраченных возвышенных чувств, от которых не остаётся ничего, кроме уничтожающей пустоты. Быть собой в бесчеловечном мире - настоящий деспотизм, направленный на саму себя, который женщина не может принять даже на сознательном уровне. Власть ради власти - привилегия ничтожных. Власть ради свободы - девиз её смелых мечтаний. Но властные тираны заполняют собой мир, притесняя парящие в космических высотах грёзы дерзких мечтателей. Не пример ли тому её личный психолог? Её семья? Окружение? Весь мир? Позволь единожды им властвовать над ней, и они тот час возведут её на костёр, где она будет гореть в пламени собственного ничтожества перед монолитной силой общественного диктата. А потом, как стая голодных шакалов, они разорвут в клочья её испепелённое, слабое тело своими острыми клыками и когтями всеобщего осуждения. С ней так уже поступали, и свою ошибку она запомнила навсегда.

Лишь роковые женщины и свободны в этом мире, потому она выбрала в своё время именно амплуа дьявольской Агнес, которое тщательно отшлифовывала долгие годы. Нуарные фильмы из юности и страх её истинной натуры, конечно, тоже сыграли свою роль в её предпочтении, пленяя фатальной эстетикой алых губ и жаждой быть лучшей во всём, чтобы не испытывать боли. Ведь лучших не оставляют, с ними не скучают, никто не забывает о их существовании единственным росчерком шариковой ручки на белоснежном конверте. А кто может быть лучше самоуверенной, роскошной женщины без сердца? Её нельзя обидеть, потому что у неё высшая цена на аукционе человеческих тел. Нельзя испачкать в грязи её чувства, потому что у неё нет ни души - ни сердца. Нельзя повесить ярлыки, потому что у неё есть свои, разлетающиеся в чужие руки визитными карточками. Она заявляет о себе ещё до того, как её представят. Она не уязвима. А вот настоящая Грейс Магнуссен до ужаса слаба в своей основной потребности быть нужной и любимой. Слаба в человечности, слаба в искренности привязанностей, слаба в своём несовершенстве. Бежать всю жизнь, оглядываясь на соперников по сторонам, ужасно тяжело, да и велик шанс в итоге оказаться в хвосте всеобщего забега. И вот она играет не по правилам, заочно надевая на себя лавровый венец победителя, в обход украденный из судейских рук. Победителей не судят. И единственная задача в этой жизни - любой ценой оказаться на пьедестале почёта и власти, которые даруют пускай и мнимую, но свободу. От условностей, от навязанных шаблонов и правил, от навешиваемых ярлыков, от чувств... ещё бы не было гештальтов и жизнь во истину можно было бы считать райской. Но они есть, и внутренними дьяволами рвут душу и тело, вынуждая смотреть в их алчные, умытые кровью маски. Лицом к лицу без тени возможности на спасение.

С такими ядовитыми рассуждениями внутреннего диалога с собой Грейс садится в автомобиль, сгущая краски неотвратимости судьбы на своём тусклом лице. Апатия и гнетущие мысли не ровен час её добьют гораздо раньше головорезов, позарившихся на её душу, а тут ещё и Котик подливает масла в огонь, предлагая ей преобразиться. Резонный вопрос "А что со мной не так?" без замедления слетает с её губ, отзываясь укором мужчины в сторону её брендового костюма, словно она совершила преступление, позволив себе что-то более стоящее, чем пара джинс за десять долларов. "А дальше что? Затёртая футболка и кастрюля в руках наперевес с горой грязной посуды в раковине и криками "Принеси мне пиво!" - это его шедевральный план моего спасения? Уж лучше бы сразу свернул мне шею." Представляя себе эту картину, рука Магнуссен сама собой ментально тянет к электрошокеру, а взгляд поднимается вверх, к каким-то поцарапам на обивке потолка салона. "У кого-то здесь был явно бурный секс." И снова мысли о главном. Женщина уже не знает на кого ей злиться больше - себя, Котика или тех мерзавцев, что свели их вместе. С глубоким выдохом она пытается понизить давление внутреннего негодования, но напряжённый голос с металлической остротой чеканки слов выдаёт её внутреннее состояние: - И как давно ты стал моим стилистом? Не думала, что у тебя такое хобби. Чем ещё удивишь? Макраме? Может быть оригами? Или печёшь малиновые кексы на досуге? - ощущая, что перегибает палку, она отворачивается к окну и снова углубляется в свои мысли ни о чём и обо всём сразу. Её взгляд блуждает по тьме за окном, но находит лишь своё жалкое отражение с горечью во взгляде. "И как я довела себя до такого? Психолог недоделанный! Одно название. Пытаюсь помочь остальным, а сама тону в апатии. Учись получать желаемое, детка, даже если на путях стоит бронепоезд. Не можешь - лезь в петлю. А я что? Ни туда - ни сюда, страдаю, как школьница, изо всякой чуши. Она меня бросила, он не даёт, козёл пускает слухи за спиной - не велика потеря на дороге жизни. Попытались изнасиловать? Это оправдание? Да ни черта это не оправдание! Тебя спасли - живи и радуйся. Ох, Грейс Эйприл Магнуссен, какая же ты ещё глупая девчонка! Тебе давно пора повзрослеть!"

Форд резко тормозит - не сам, а её мысли, когда застывает на парковке у какого-то ангара, важно наречённого в этих краях бутиком на все случаи жизни. Грейс тяжело вздыхает, смотря на свою предстоящую экзекуцию, но отводит взор, едва мужчина нарушает тишину своим приятным, успокаивающим голосом, который ему лучше бы почаще использовать, если не хочет познать всю прелесть совместного времяпровождения со страстной натурой: - Как скажите, господин Версаче, без дырок - так без дырок. Вообще-то я думала, что ты вообще меня из бункера выпускать не будешь, а для сидения под замком и это брендовое тряпьё сойдёт, - иронично подмечает женщина, но Котик упрямо достаёт из кармана наличные, отсчитывая три сотни, которые без особого энтузиазма вкладывает ей в руку: - Какие щедрости. Если здесь можно найти джинсы за десятку, то на три сотни я смогу полностью обновить гардероб на все сезоны. Или мне нужно ещё что-то прикупить тебе? - положив деньги в карман куртки, Грейс выпрыгивает из машины, но, как оказывается, байронический герой ещё не закончил обучать её жизни среди простых людей. Магнуссен разворачивается к нему лицом, отражающим скепсис всей вселенной, невольно думая о том, что они поменялись ролями - теперь Котик играет в психолога, а она - в угрюмую сучку, которой всё вокруг не так - забавное представление: - А ты, смотрю, мастак по проституткам. Не забудь потом подробнее рассказать, а то вдруг мне придётся и среди них не выделяться, - женщина уже начинает закрывать за собой дверь, но, вдруг, усмехается своим мыслям, которыми непременно решает поделиться со своим попутчиком: - Знаешь, Котик, я уже предвкушаю, как мы с тобой пойдём выбирать шторы в семейном гипермаркете - то ещё будет приключение, - и от души хлопнув дверью, она разворачивается и шествует к павильону. Сигарета из новой пачки, которая делит убежище кармана ещё с двумя подобными соседями, оказывается у неё в зубах молниеносно. Терпкий дым саднит горло, но не так отчаянно, как её глаза - потрёпанная вывеска "на все случаи жизни". "Все случаи... на такие, как мой, разве найдётся?" Затяжка за затяжкой. Только сейчас до Грейс доходит важная мысль, что она даже не спросила у мужчины, куда так отчаянно он рванул на своём Форде. И откуда у него столько наличных. Откуда этот парень, продавший ему внедорожник. И, самое важное, место отсидки, куда он её везёт. "Заранее, выходит, готовился?" Мысль, не особо приходящаяся ей по вкусу, недобрым чувством отзывается в душе. Магнуссен понимает, что совершает роковую ошибку в своей жизни, так беззаветно доверяясь незнакомцу, который даже имени своего не особо стремится ей назвать. Сбежать? Но куда в такое время? И есть ли смысл, если он вдруг за одно с теми ублюдками? Такой вариант она не просчитала. Да, собственно, вообще никакой вариант она не просчитывала, зарывшись лицом в апатию, чтобы скрыться от всего мира. Щелчком сигарета летит в сторону, а Грейс оставляет эти мысли на потом, для третьесортного кафе, где ей предстоит большую часть времени дожидаться мужчину, ведь гулять по шмоточному павильону "за десять баксов" она явно не собирается слишком долго.

- Всё в порядке, милая? - подливая в чашку вторую порцию кофе, обращается к Магнуссен женщина лет сорока, из того самого простого племени, общаться с которым обучал её Котик. Грейс кидает взгляд на пакет, в котором лежит её брендовый наряд, и устало отвечает женщине: - Нет, не в порядке, - и делает глубокий глоток безвкусного кофе, - почему мужики такие козлы? - она подпирает лицо ладонью, печально-рассерженным взглядом смотря на официантку. Женщина с бейджиком "Грейс" улыбается ей с материнской теплотой и качает головой в человеческом сочувствии. Напрасно байронический герой думает, что общение с обычными людьми для неё - терра инкогнита. В Финикс она перебиралась явно не с золотой ложкой в руках, и большую часть времени на первых порах вместе с Ней проводила именно в таких местах, где нет ни намёка на изысканность. Простые люди, безвкусная еда, разговоры ни о чём - всё это было в её жизни, как и распродажи в сетевых магазинах одежды, и продукты со скидкой на исходе срока годности, и половая тряпка в руках на фронте борьбы с беспорядком. Готовить только - никогда не готовила. У Неё это было своеобразным хобби, в котором Магнуссен не торопилась мешать. Всё это дерьмо, должно быть, и подточило их отношения, увенчавшееся победой долговязого критика в борьбе за любовь единственного дорогого Грейс человека. Ушла, как и её карьера актрисы, с оглушительным звоном разбивающегося стекла детских мечтаний. А потом всё закрутилось - любовники, клиенты, галерея, эротический клуб, скандалы, более успешные любовники, всё та же галерея, более богатые клиенты, всё тот же эротический клуб, более громкие и обсуждаемые скандалы, принёсшие ей известность и ещё более успешных любовников на пару с такими же клиентами - и так по кругу, пока она снова не оказалась в этом Богом забытом месте, откуда и начинала свою карьеру: - Представляете... Грейс? Красивое имя. Мою маму тоже зовут Грейс. Вы даже чем-то похожи, - молвит женщина, отставляя чашку на стол: - Хотела своему парню сделать приятное - попёрлась в город, на распродажу в аутлете, может слышали, сейчас как раз сезон - сметают всё. У нас годовщина, год вместе, он обещал сюрприз. Думала, поедем в какое-то милое местечко, будем сидеть у камина. Вот, прикупила вещей, выхожу к нему красивая после работы. Чёрт, весь день представляла, как он мной будет восхищаться. А вместо этого он тащит меня на рыбалку - тихо, говорит, там хорошо. Зажарим свежей рыбки. Разорался, как ненормальный - и к Дьяволу весь праздник. Неужели он не понимает, что я не этого хотела? - очередной глоток кофе под сочувствующий взгляд женщины. Тайные ли это мысли Грейс или же простая уловка для отвода глаз в кругу женщин, которые непременно перемоют ей кости, когда прибегут продавщицы из соседнего ангара, чтобы поделиться важными новостями с официантками - она не знает и сама, но точно уверена, что именно так всё и будет, едва она переступит порог. В Финиксе всегда так было - Магнуссен не раз слышала, как каждая постоянная клиентка забегаловки возле их дома рассказывала официанткам о богатых сучках, испортивших настроение в процессе покупки очередного шарфика за тысячу долларов, если девушка работала в бутике, или же о стерве, не уступившей дорогу на своём гоночном авто какому-нибудь доисторическому "мустангу". И прочее, и прочее, и прочее, до боли схожее в одном опостылом чувстве зависти. Кому позавидовали - тех всегда помнят, а в данном случае Грейс нуждается в поддержке и сочувствии со стороны женского коллектива, который не выдаст своих, точнее, даже не вспомнит о Магнуссен, если подобные ей богатые сучки перенасыщены известными обычным женщинам чувствами. Богатые тоже плачу - прекрасная предпосылка к великому "не в деньгах счастье", а тут и того лучше - обычная простушка, решившая порадовать своего бесчувственного кабеля - типичная история для каждой из них, что и подтверждает официантка Грейс, рассказывая свою историю о том, как муж на первую годовщину свадьбы подарил ей набор кастрюль. Слова утешения со стороны доброй женщины, как и весомое "такая жизнь - такие недальновидные мужчины" не заставляют себя ждать, чего Магнуссен и добивалась. Ещё двадцать минут времени убиты напрочь, но хотя бы с пользой о том, что если их преследуют и будут расспрашивать, то ни у кого из окружающих не возникнет ассоциации с ней при слове "пафосная дамочка". Разве что молоденькая продавщица в павильоне может свести концы с концами после оценивающего недоброго взгляда (уж если Котик разбирается, то обыкновенным женщинам тем более ослепляет глаза её дорогой костюм), но после душевной истории, которую ей на перекуре расскажет милостивая официантка, Грейс надеется, что та выкинет её из головы.

- Спасибо, Грейс. Вы чудесная! - с улыбкой говорит Магнуссен, испытывая кнуты триггера в душе от возможного исхода её жизни в лице официантки придорожной забегаловки, и, забрав с собой два стаканчика с кофе и пакет, якорем тянущий локоть к земле всей своей чрезмерной брендовостью, покидает закусочную, чтобы покурить. Стаканчики она ставит на лавочку, пакет - туда же, сигарету - в зубы. В шерстяном тёмном свитере и новой чёрной куртке ей и вправду комфортнее дышать никотином, но куда лучше ей становится, когда женщина видит на горизонте уже знакомый форд. Выдох облегчения вместе с крепким табачным дымом. Грейс покачивается с пяток на носки, выкидывает в сторону окурок и прячет руки в карманы в ожидании своего байронического героя. Она изменилась вся - от костюма до походки, легко войдя в роль простушки из ближайшего пригорода. Сутулится, ходит быстрым шагом, как вечно гонимая кучей забот домохозяйка, и смотрит на мир глазами в розовых очках американской мечты. Мужчина выходит из машины, будто чувствуя, что так надо, а она кидается к нему с объятьями под видом "простила": - За нами наблюдает целая толпа сплетниц - сделай вид, что ты меня безмерно счастлив видеть после серьёзной ссоры, и валим отсюда к чёртовой матери, - шепчет Грейс и коротко целует мужчину в губы, продолжая говорить нормальным голосом с неплохим местным акцентом на случай, если кто-то из дамочек вышел на улицу за ними последить: - Я тебе кофе взяла, милый. Поедем ловить нашу вкусную рыбу - я чертовски устала! Кстати, как я тебе? Так на много лучше? Теперь я похожа на женщину твоей мечты? - она искрится ожиданием одобрения, как сделала бы всякая женщина, желающая угодить своему мужчине, но всё-таки надеется, что Котик, явно не лишённый понимания хотя бы общих черт её натуры, догадывается о скрытой издёвке, глубоко лежащей на дне её нежных и ласковых слов.

I just keep my good side
Buried deep beneath my hide
So I enjoy my evil, evil ways
Evil, evil man

Когда актёром исполняется некая роль, самое главное - вжиться в неё. Залезть в кожу персонажа, пропитаться его чувствами, словно горьким виски в недельном запое, чтобы разило за километр, начать думать его мыслями, желать его стремления, в конечном счёте, стереть себя напрочь, оставляя собственную личину где-нибудь на память в дальнем ящике комода. Не даром ведь талантливые актёры не редко спиваются, вешаются, уходят в наркотическое беспамятство после своих шедевральных ролей, потому что нельзя просто так нырнуть и вынырнуть обратно из нового амплуа, как из нежной пены в набранной до краёв горячей ванной с ароматом роз. Порой лично нужно хорошенько изваляться в дерьме, чтобы прочувствовать всецело эмоциональный мир своего героя и понять что он или она из себя представляет. Находясь же в образе "девчонки с нашего двора", в который Грейс приходится облачаться с лёгкой руки своего попутчика, она ощущает только ненависть и дикое желание отмыться от этого амбре простой человеческой жизни. Дешёвые пошлые освистывания и непристойные банальные фразочки со стороны местного колоритного общества лишний раз напоминают женщине, почему так отчаянно она в своё время лезла из постели в постель, стремясь к сливкам богемной жизни. А уж кастрюли, про которые рассказала ей официантка... Магнуссен содрогается внутри от одной только мысли о возможности подобного существования. Актриса, и вправду, из неё посредственная, что лишний раз подтверждается нелепостью её повадок и движений, о наличии которых, увы, она даже не догадывается. Впрочем, это к лучшему, ведь пойми она истинную сторону реальности, очередной гештальт раскроет свою жадную пасть, чтобы отхватить кусок побольше от её и без того едва держащегося на ногах душевного покоя. Хватит с неё и эмпатических способностей, которых вполне достаточно для работы и улавливания настроения очередного любовника (или любовницы), которых она заводит ради нового "кирпича" в фундаменте своего прочного благосостояния. В угоду её непритязательной потребительской жизни с налётом лоска этого довольно.

Потому ей стоит больших усилий не влепить инстинктивно пощёчину своему милому и несравненному Котику, когда он смачно прикладывается шлепком к её заднице - спохватывается женщина в последний момент, когда, резко поворачивая головой в сторону своего "благоверного", видит вдалеке за его спиной наблюдающую за ними компанию увлечённых зрителей. Оскал резко сменяется приторной улыбкой и глупым хиханьем, заглушаемым  хлопком закрывающейся двери. Он велит ждать - она не против. Закуривает, пытаясь утихомирить всколыхнувшееся внутри, как подлетающий осадок на дне позабытой бутылки с алкоголем, едкое желание расцарапать мужчине лицо за все те фокусы, которые он с ней проворачивает. "Соскучиться? Да что б ты потерялся среди этих третьесортных шмоток!" Она начинает жалеть, что не высказала ему какой-нибудь искромётный ответ по поводу маникюра до того, как торопливо ретировалась к машине подальше от всех прелестей суетной жизни среднего класса американцев. Сидя в компании дорогого её душе пакета с брендовым костюмом, который, успокаивая себя, она нежно поглаживает, наслаждаясь шелестением бежевой бумаги, и стаканчиков с похожим на воду с песком кофе, Магнуссен провожает взглядом мужчину, быстрой, но весьма и весьма довольной походкой шествующего к ангару. Он явно в хорошем настроении, заключает про себя Грейс, оценивая безмерную радость, отражающуюся в каждом его шаге. Сказать, что это её бесит, в общем-то, не сказать ничего. И особенно её бесит тот факт, что её вообще он бесит. Властвовать над эмоциями - это её излюбленное поле боя, её законная собственность, а не как ни этого мрачного типа с хитрой ухмылкой. Затяжки становятся глубже и быстрее, и вот уже вторая сигарета идёт в ход, быстрым сжиганием бумаги предвещая появление и третьей.

Поглядывая по сторонам, Грейс замечает, что зрители никуда не расходятся. С особенным интересом на неё взирает размолёванная сучка в стиле девяностых, на которой малиновые брюки и джинсовка не по размеру вынуждают биться в истерике весь эстетический вкус, какой имеется в наличии Магнуссен. Попсовая богиня оценивает Грейс взглядом и плотно сжимает губы, а последней только и хочется, что сорваться на ком-нибудь, выкрикивая парочку отвязных ругательств и влезая в драку с выдиранием волос - прямо как в прекрасные времена её школьной жизни. Лет пятнадцать назад она бы, не задумываясь ни секунды, именно так и сделала - нарвалась бы на проблемы, провоцируя потаскушку столкнуться с ней в схватке, где фигурирующей проблемой, разумеется, является Котик. Магнуссен ни сколько не сомневается, что местная красотка уже навострила уши и задрала трубой хвост при виде её спутника, примерно прикидывая сколько может стянуть с него хрустящих купюр за минет в старом форде. Но пятнадцать лет её неуёмной жизни, отделяющие женщину от буйной психики неконтролируемого подростка, увы, уже прошли, поэтому Котик остаётся без сладкого в виде женской потасовки за его драгоценное достоинство и честь. Вместо этого, дабы никто не сомневался, что Грейс - счастливая женщина, только что помирившаяся со своим переросшим все границы дозволенного Котиком, она включает на телефоне радио с весёлым провокационным шедевром американской индастриал-группы из Сиэтла. Незатейливо раскачивает головой из стороны в сторону и подёргивает рукой с сигаретой, выглядывающей из салона форда. Дым от никотинового седативного кружится в такт фортепианной партии, талантливо, в отличие от самой женщины, скрывая её желающее испепелить мужчину до основания настроение. На своё отражение в зеркале заднего вида Магнуссен благоразумно не смотрит - не взирая на всё изображаемое расслабленное мурлыкание, с которым и застаёт её Котик, возвращаясь из своего похода за припасами, Грейс хорошо оценивает своё внутреннее состояние, от которого лучше любому предусмотрительному человеку с хрупким эмоциональным фоном держаться подальше.

- Ты знаешь, что в Аду для тебя уже заготовлен отдельный котёл? И очень далеко от моего, - губы женщины растекаются в широкой улыбке, которая тот час сходит на нет вместе со звучанием песни в её мобильном и выкинутой за борт их "ладьи семейного счастья" сигаретой. Магнуссен ждёт, когда мужчина уложит "мамонта" в машину и, едва автомобиль покидает зону видимости проклятого ангара, быстрыми движениями человека, привыкшего работать круглые сутки с гаджетами, набирает номер Лесли, попутно приставляя два пальца горлу, которыми сильно начинает давить на него, едва ассистентка отвечает на звонок: - Здравствуй, Лесли, кхм-кхм-кхм, - давясь кашлем, Грейс говорит на выдохе, глубоко держа в себе остатки кислорода, - прости за поздний звонок. Кхм-кхм, - девушка, естественно, слыша её сиплый, умирающий голос, предугадывает причины такого явления и с беспокойством интересуется состоянием здоровья женщины, - Да, заболела. Протянуло где-то. Похоже, это на долго - у меня температура за тридцать восемь, поэтому, отмени, пожалуйста, кхм-кхм-кхм, все записи на следующую неделю. И напишу Артуру - пусть готовит проект, как мы и договаривались. Кэх. Если снова слягу, как обычно, он успеет сделать ремонт в кабинете. Нет-нет, мне ничего не нужно, спасибо. Обо мне есть кому позаботиться, - полный едкого неодобрения взгляд женщины перемещается с дороги впереди на водителя, но Магнуссен находит в себе силы не выпалить лишнего и завершает свой разговор с ассистенткой пожеланиями "беречь себя" и "не подхватить круглогодично бушующий грипп". С отбоем звонка Грейс потирает рукой горло, на которое в отчаянной злости на Котика надавила слишком сильно, и запивает возникшее першение отвратительным кофе, которым чуть не давится, когда попутчик включает волну с кантри. Её эстетическая душа ментально ложится в гроб и захлопывает крышку, вынуждая Грейс протяжно завыть: - Конечно, любимый, всё просто как в сказке. В очень трагичной и беспощадной, - жижа из стаканчика практически полным объёмом вылетает в окно на пару с надеждой на счастливое будущее с Котиком. Повертев в руках тару для мерзости, называемой в этих местах божественным словом "кофе", Грейс зажимает её между коленей и закуривает очередную сигарету: - Ещё как! Ты представить себе не можешь. Я уже думала, что своё имя ты мне только после свадьбы назовёшь - на невинность, ведь, я не рассчитываю, с твоим-то познанием проституток. А твоё восхитительное чувство юмора, так понимаю, подарок на помолвку? - женщина скалит зубы в ответ Эдварду ровно в той же тональности, в какой он потчует её своей внезапно явившейся миру наглостью. Глубокий вдох никотина и пепел в стаканчик. Жизнь, чёрт возьми, так и не налаживается: - Но, слишком поздно, я уже настроилась называть тебя Котиком, ми-и-и-и-лый, - с интонацией типичной домохозяйки в засаленном переднике произносит женщина и упирается лбом в ладонь с тяжёлым вздохом. Витающий подле неё табачный дымок пытается проскользнуть под ресницы, раздражая глаза, которые и без того готовы проливать океаны слёз от увиденных ею картин в путешествии по простой человеческой жизни. Грейс делает очередную затяжку и говорит спокойным, серьёзным тоном: - Мы так и будем дальше всю дорогу зубоскалить? Потому что, если так, я точно тебя задушу во сне. И хватит этих издевательских улыбок! Ты думаешь, я настолько беспомощна?

If I could find a fuse, those bridges would burn
Fueled my fires and I grabbed my pliers, and I'm lit!
I hate the same routine! So I, I can never look back!

Грейс о-бо-жа-ет играть. В игры с разумом, с чувствами, в отношения, хотя бы в ту же чёртову монополию. Сама жизнь - одна сплошная игра, где правила и роли меняются по щелчку пальцев, едва успеваешь в них вникнуть. Мухлёж в чувствах и тузы в рукаве моральной давки, хитрые уловки с повышением ставок в эмоциях и каменные лица с шестёрками возможностей на руках - всё это ей настолько до боли знакомо, что порой даже вызывает скуку. Всё это ей привычно. И более того, подобный принцип поведения можно назвать её стилем жизни: нашептать на ушко там, столкнуть лбами здесь - манипуляции на каждом шагу в своей страсти будут похлеще шахматной партии, особенно, если в них участвует Грейс. Процесс - чистой воды наслаждение, которое она научилась получать, поняв главные принципы человеческой психики. Однако, при всей своей предрасположенности натуры к подобным забавам и весьма значительному опыту фокусов с психологией людей, от чего-то ситуацию с Эдвардом она воспринимает иначе. Совсем не как игру, а скорее как сражение, в котором один из соперников обязан не просто уйти с поля боя проигравшим, а исключительно поверженным - без единого шанса на возможность будущего реванша. Следствие ли это того самого незакрытого гештальта, происки ли непосредственно её личных страхов или же демоны не проработанных чувств из-за едва не случившейся трагедии? Со временем тот скромный сиреневый блокнот, что таится среди прочих новеньких вещей в багажнике форда, наверняка поведает ответ на этот вопрос, когда женщина внесёт в него записи бушующих в груди чувств своим острым, угловатым почерком. Но сейчас неизвестность первопричины выливается в борьбу не на жизнь, а на смерть с мужчиной, не готовым уступать ей в этой битве. А ведь восприми она происходящее, как игру, сколь лёгким и интересным путешествием мог бы стать их побег!

Фактически, если опустить неприятный мотив их встречи, знакомство Эдварда и Грейс именно так и начиналось - с игры. Искренней, непритязательной и откровенной. Обычные человеческие фортели, какими пользуется каждый житель огромного голубого шара. Что же дало толчок к изменениям? Эмоции? Грейс никогда их не стеснялась в своём поведении, напротив, именно ими она и пробивала всю свою жизнь путь к успеху. Не брезговала задействовать и чувства. К примеру, ту же ревность. Чужда ли ей она? В том аспекте, в коем обычно её трактуют, превращая в праведное пламя ярости и не знающей границ истерики - безусловно, да. Но ревность более близкая к отголоскам собственничества - совсем иное дело. Как всякая алчная натура, Магнуссен предпочитает единоличное владение своими игрушками (то есть бесконечным обожанием и восхищением с чужой стороны), и любое посягательство с иных берегов на желанный ею объект естественно вызывает негодование и гнев в её пылкой душе. И разве есть лучший инструмент в борьбе, например, за того же мужчину, чем грамотно использованная ревность? Ох, отнюдь. Это чувство в женских глаз подкупает мужское сердце куда успешнее, чем сотни высказанных млеющим голосом слов о любви. Мужчины редко бывают тонкими натурами, способными рассмотреть полутона душевных проявлений в чуть менее натурально искривлённом уголке губ женской улыбки или чуть дольше обычного задержанном на них взгляде. Любви они редко верят, а вот ревность - чувство яркое, заметное, разительно отличающееся от тихого и возвышенного томления грубого двигателя человеческого тела. Ревность им хороша знакома. И разница состоит лишь в том, что ревность мужчин - это всегда борьба за трофей, в коей не редко этот же трофей и страдает. Ревность же женщины - это борьба за превосходство в кругу соплеменниц. Более тонкое, более изящное оружие, которое едва заметной иглой вгоняют под стальные рёбра мужчин, знающие в нём толк женщины. Охотницы, уверенные наверняка в том капкане, который устраивают для своей добычи. Жестоком и беспощадном.

Слова же Грейс, которые её байронический герой мог принять за искреннюю ревность, скорее являют собой ответную колкость на его попытку её унизить. А может и вправду, это лишь отблески краткого мгновения властвующего над ней подсознания? Такой вариант опытному аналитику исключать нельзя, тем не менее сознательно женщина воспринимает его реакции как насмешку над ней, которую прощать вот так легко и просто она явно не намерена. Возможность усмотреть в скорее шутливых, чем оскорбительных словах Полларда подобный порыв вызвана исключительно личной проблемой женщины, связанной с её сумасшедшим стремлением всегда и во всём быть лучшей, на алтарь которого ею положено невероятное количество сил. А каков итог? Самый обыкновенный мужчина, навряд ли, по мнению Магнуссен, обладающий сверх-гениальным умом Мориарти, отчётливо показывает ей, что интимные компании дешёвых шлюх ему интереснее неё. Каково осознавать эту мерзкую истину женщине, хоть и не хранящей себя до церемонии у алтаря (да и откровенно говоря, испытывающей не малую страсть к плотским утехам), но явно более разборчивой и взыскательной, чем, к примеру, та попсовая богиня, которая облизывалась на него около экспресс-кафе? Когда Эдвард оставил Грейс в машине, она заприметила надежду в цепком женском взгляде, густо украшенном толстой чёрной подводкой, на любой сигнал с его стороны, знаменующий белокурой шлюшке старт к быстрому перепехону в кабинке для примерок. Пять минут, и, вуаля, - готова победа над обласканной местными комплиментами сучкой, курящей в машине под задорную песню с провокационным текстом. Не удалось. На этот раз. Не в целом. Ведь именно в облике этой местной жрицы любви и представляет себе Грейс всех тех безликих проституток, превосходящих её в глазах так будто бы небрежно отзывающегося о них мужчины. И этот лишённый и намёка на эстетику образ побуждает женщину шипеть ядовитыми словами и обнажать клыки ироничных замечаний, которыми она впивается насмерть в непробиваемое спокойствие Эдварда. Ведь высокая ценность на аукционе человеческих тел всегда являла и являет по сей день для Грейс предмет гордости и основу её душевного спокойствия. А те усилия, которые приложила Магнуссен для достижения своей высокой ниши, стоили ей очень дорого! Потому, как считает женщина, она по праву требует к себе хотя бы страстного желания её тела со стороны байронического героя, если уж не всеобъемлющего обожания в его суровом взоре. Но что же со всеми её стараниями делает Котик? Нещадно рушит кувалдой хрупкие стены её женской самоуверенности, вызывая панику и истерию у истинного чувства, гниющего под хрустальным замком. А по правде говоря, просто играет, чего не замечает Грейс, позволяя эмоциям контролировать её, а не поступая наоборот. Но, если посмотреть правде в глаза, чего никак не удаётся сделать женщине, сидящей по правую руку от водителя форда, он вовсе не занижает столь важную для Магнуссен цену, а совершенно наоборот, возвышает её до самых почётных последовательностей нулей в чеке, проявляя интерес не столько к изгибам её фигуры, сколько к изучению граней её темпераментного характера. Однако эту глобальную истину Грейс ещё только предстоит постичь. А пока...

- Значит, зубоскалим, - подытоживает ироничный ответ мужчины Магнуссен и, сама того не осознавая, втягивается в игру: - Как скажешь, Ко-тик! - отрывистыми слогами она произносит данное ею попутчику прозвище и с самодовольной улыбкой поворачивает ручку на радиоприёмнике, увеличивая громкость. Замолкнуть ли? Добавить ли едкое "чурбан" или же надуться, как мышь на крупу, уставив своё вымученное лицо в окно, чтобы всему миру была заметна её обида? Слишком топорно и скучно для Грейс, поэтому она принимается мстить Эдварду по-своему, навряд ли успешно в своём изначальном замысле, но тем не менее, весьма ощутимо физически. И если в этот миг у кого-то закрадываются мысли о сексуальном подтексте предстоящих действий Грейс, безусловно, свойственным проявлению её истинной натуры, то и здесь женщина способна удивить, преподнося себя скорее в абсолютно противоположном свете, то есть начинает подпевать приятно звучащему в своём незатейливом спокойствии голосу Алана Джексона. Хотя Магнуссен говорит красиво и даже умеет подстраивать тембр и темп речи так, чтобы звучать гармонично для человека с любым психотипом (к чему обязывает женщину профессия и страсть к играм), её голос совершенно не приспособлен издавать волнующие душу звуки в песне, о чём Грейс, разумеется, знает, хотя и смиряется с этой правдой с большим трудом. Однако, в данной ситуации, когда по её представлениям все шансы на завоевание интереса со стороны Котика пали посмертными героями на поле сексуальной брани, она не гнушается показывать себя не с лучшей стороны, уничтожая слух мужчины писклявыми интонациями, совершенно не попадающими в ноты. Будучи ценителем прекрасной музыки, тем не менее ни слухом - ни голосом женщина не обладает, но если уж её уровень опущен ниже деревенской потаскушки, то что ей терять? Грейс пускается во все тяжкие и к тому же пытается пританцовывать, плавно покачивая плечами и изображая волны движениями рук, что удаётся ей гораздо лучше, чем напевать песню, даже слова которой ей не известны. Но ни смущения - ни стеснения женщина на месте штурмана не испытывает, а, наоборот, вытягивая из закромов последние оставшиеся силы, отчаянно бросается гадить в тапки Котику, как то сделало бы настоящее кошачье, реши оно проявить своё недовольство. Выходит ли? Вопрос спорный да и не особо важный для Магнуссен, уже через пять минут изобличения своих выкрутасов увлёкшийся любованием собственной местью и задорной песней - если уж композиция и не подходит для её мрачного, высокопарного плей-листа, на перебой забитого сотнями хитов всевозможных видов рока, классики и даже оперной музыки, то для мести - это самый идеальный саундтрек.

Понемногу, благодаря выходу бурлящих эмоций таким естественным человеку способом, настроение антипода Тарьи Турунен немного улучшается и даже появляется некая лёгкость на душе, будто огромный булыжник слегка осыпался песчаной пылью и облегчил своё давление на шифоновую материю изнанки не менее хрупкой логики женщины. Потому, когда байронический герой протягивает ей ковбойскую шляпу, к этому моменту заметно повеселевшая Грейс не огрызается ему, а, наоборот, с любопытством повертев в руках светсон, водружает его на голову! А затем, манерно повернув к себе зеркало заднего вида, она начинает прихорашиваться, попутно сбавляя громкость радио: - Чёрная. Отлично! Идеально подходит к моему костюму. В тебе действительно есть задатки стилиста, Котик, - аккуратно придерживая одной рукой зеркальце, Магнуссен и так - и эдак поправляет спутанную чёлку, выглядывающую из под полей ковбойской шляпы, стараясь придать образу превратившихся в замусоленную кисточку трудолюбивого художника волос симпатичный для них вид, что делает с особой, по-женски щепетильной тщательностью: - Ни с теми шлюхами ты проводишь время, Эдвард, но... - протяжно и отвлечённо вещая речь, она внимательно рассматривает своё не накрашенное лицо, проводя подушечками пальцев по заметным следам бессонницы под глазами, и недовольно поджимает губы. Вид, конечно, не самый соблазнительный, о чём Грейс мысленно вздыхает, и, бросая взгляд на мертвенно-бледные губы, тот час, с прытью претендентки за звание королевы конкурса красоты, внезапно обнаружившей стёршуюся помаду за мгновение до выхода на сцену, решительно сошкрябывает ноготком с идеальным (к несчастью Полларда) маникюром застывшую каплю кофе в их уголке: - как-нибудь, когда ты закончишь моё обучение простой жизни и выпустишь меня в естественную мне среду, мы можем сходить с тобой в один шикарный стриптиз-клуб, где есть именно те шлюхи, которые обладают вкусом и носят такую красоту. А танцуют как! М-м-м, Аллегра, например, моя любимица. Тело гибкое, как у змеи. Такое с шестом вытворяет! Даже я искренне завидую. И любит светсоны. Да и вообще разные ковбойские штучки - ты оценишь, милый. Да, определённо нужно будет показать тебе это райское место, - покрутившись перед зеркалом, Грейс смотрит на Котика с улыбкой и мягким жестом поворачивает предмет своего нарциссического обожания на место. Яркий свет, резко пробивающийся сквозь густые кроны деревьев, обрамляющих трассу, который она примечает боковым зрением, погружает Магнуссен в тень, и не терпящая её присутствия в своей жизни женщина разворачивается навстречу белоснежным потокам, неприятными вспышками бьющим по глазам и не сразу позволяющим рассмотреть очертания авто-заправки. Но когда глаза привыкают к этой пытке и узнают знакомые силуэты, предрекающие скорую печальную остановку без сигареты на фоне по-своему приятного и волнующего аромата бензина, Грейс с упоением подводит черту под своим игривым предложением: - Там, быть может, у нас и общие интересы появятся. А то всё я у тебя не такая и неправильная. Мне даже немного грустно от этого становится... Слушай, а, по-моему, мне очень даже идёт ковбойский стиль. М? Стека только не хватает, верно? Знала бы, что буду в таком образе сегодня, обязательно прихватила бы с собой! Ну, так как тебе я, Котик? Что скажешь? - Магнуссен плавно разворачивается корпусом к мужчине, разводя в стороны согнутые в локтях руки, словно выставляя на показ лучшее достояние магазина на витрину, и важно задирает голову, демонстрируя ему всё великолепие своего нового облика. "Ох, ты ещё пожалеешь, что со мной связался, Котик. Ох, по-жа-ле-е-е-ешь!"

Why you put on those airs and you act real cool
But you got to realize that you're acting like fools
If there's music we can use it!

Люди поразительно слепы. И столь же невероятно глупы. Даже те, кто, казалось бы, живут в свободном ритме и создают впечатление умельцев ловить мгновения и возможности на лету. Очевидно, что в реальном раскладе жизни они всё равно остаются точно такими же, как те запряжённые лошади с шорами на глазах. Бегут по прямой или же иногда петляют, но видят только дорогу впереди, совершенно не замечая окружающий их мир. Взять ту же Грейс с её невоплощённой мечтой о карьере актрисы. В её памяти всегда будет свежо воспоминание о том дне, когда так называемый агент разложил ей по полочкам все её отсутствующие перспективы на театральных подмостках. Дерьмовый, откровенно говоря, день. С траурной чёрной лентой на листке календаря и тяжёлым грузом воспоминаний на протяжении более десяти лет. Тогда, в далёком две тысячи девятом, она впервые напилась до беспамятства, после ещё двое суток мучаясь от похмелья. Второй раз случился уже в две тысячи двенадцатом и длился целую неделю, после которой, едва найдя в себе силы, она всё же заставила себя вылезти из болота отчаяния и раз и навсегда зареклась употреблять алкоголь. Протрезвела. От глупых надежд, от красочных мечтаний и нескольких бутылок дешёвого виски. Но, как показывает итог прожитых лет, - не до конца, иначе возможность, которую руками Эдварда преподносит ей жизнь, женщина хватала бы на лету, а не огрызалась при каждом удобном случае. Не всем ведь суждено властвовать над Бродвеем, но что мешает ей облачаться в обычной жизни в самые различные амплуа, насыщая её яркими впечатлениями и всё-таки оттачивая те задатки, которые даны ей от природы? "Весь мир - театр" - сказал в своё время великий Шекспир, не только предупреждая каждого из нас о всеобщем лицемерии, но и предлагая возможность дальновидным людям воплощать свои мечты, просто лишь в несколько иных условиях. И где величественнее триумф заслуженных побед в актёрском мастерстве - на сцене или же в жизни - ещё стоит порассуждать неторопливым философам. Однако Магнуссен не видит предлагаемых возможностей, не ловит редкие мгновения счастливого шанса и всё ещё бежит по своей дороге жизни с шорами на глазах. Или, быть может, всё-таки трезвеет? Надежда всегда умирает последней.

"В нём женщины, мужчины — все актёры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль." Совершенно неожиданно строки великого поэта и драматурга всплывают в памяти Грейс, но вовсе не от разинутого рта парня, который стоит около форда, а от внезапно пронизывающих маленькое (по меркам вселенной) пространство в кабине автомобиля комплиментов Полларда её внешности... Комплимент от её байронического героя! От Эдварда! От Котика!!! Того самого Котика, который кривит свою зажравшуюся морду от всех её выкрутасов, словно не того процента сливки налиты в миску королевского любимца. Лишь чудом челюсть самой женщины не отпадает в унисон с юнцом, которому байронический герой раздаёт указания. И даже мысли о том, где только его королевское величество с ближайшей фермы умудрилось набраться такой разборчивости, уходят на очень-очень дальний план, отодвинутые в сторону дивой изумления от подвигов мужчины - ведь так сложно сказать женщине комплимент, не подавившись собственным ядом. Примерно как Грейс быть очаровательной в своей миловидности тихой мышкой, не бросающейся на рожон мужской властности. Короче говоря, ситуация из области фантастики. Но, как истинный герой, Эдвард давится ядом, но всё же совершает над собой усилие, слегка сбавляя обороты адресованными не женщине фразами про дизельное топливо. Магнуссен так поражается подобному исходу, что даже ничего не говорит и только лишь пару раз поворачивает кистями рук, будто заменяя перегоревшую лампочку, после чего заканчивает театр одного актёра, смиренно расслабляясь (действительно ли?) в своём кресле. Она искренне не ожидала успеха своей очередной провокации и теперь сидит под впечатлением, задумчиво созерцая вывеску маленького магазинчика при заправке. Весьма импонирующий ей запах бензина, которым она периодически занюхивается на заправках, будто заядлый токсикоман, придаёт её телу чувство расслабленности и выражению лица в том числе, хотя мыслительный процесс явно отражается в её серьёзном взгляде. Женщина даже не замечает путешествий Эдварда за маслом и их скорого отъезда в молчании. Точнее, фиксировать происходящее - она фиксирует, всё же улетать в облака, как истинные творческие натуры, ей не подвластно, но давать оценку происходящему и внимательно его созерцать в данный момент она не в состоянии, покуда изрядно измотанный мозг лихорадочно занимается исследованием новых интересных фактов о Полларде. Грейс не сомневается, что его слова, быстро выброшенные из экранного эфира важными проблемами заправки форда, действительно искренны, но сам факт их наличия - это уже что-то новое, что-то неизведанное и манящее своей таинственностью. Ей и вправду уже начинало казаться, что блеск в его глазах в их первую встречу представлял собой ни что иное, как опьяняющее действие адреналина после драки и сумасшедшей гонки, однако, не смотря на общую трудность ситуации, сейчас дела обстоят спокойнее, что отражается в более томных (насколько вообще это слово применимо к мужчине) движениях и речах байронического героя. И тем не менее, при всей его искренности, Магнуссен не отпускает озаряющая её подобно молнии мысль о том, что он в чём-то лукавит и играет с ней - остаётся теперь только понять в чём именно! И это важная задача для блокнота, который недоступен ей сейчас ни в физическом, ни в моральном смысле. Поэтому женщина напрягает и без того усталый мозг, преисполненный напряжения минувших бессонных ночей и ярких впечатлений, преподнесённых её попутчиком, всецело посвящая ему свои мысли.

"Хм, ну, кто бы мог подумать? Котик признал меня чем-то большим, чем бревном на лесопилке! С ума сойти, вот это достижение! Или же всё это часть игры? Но какой? То, что он в них разбирается, - это неоспоримый факт, но для меня весьма не очевидный. Что там говорилось в книге-то? Чёрт бы её побрал.. по-моему, что таких людей преобладающая часть на планете? Столпы, на которых держится общество? Почему же тогда подобный типаж мне никогда не встречался до недавних пор? Или дело в особых навыках? Игрок? Актёр? Игрок по жизни - возможно, а вот второе - навряд ли. Но некая игра против меня у него определённо есть. Да только с какой целью? Мужчины играют с женщинами исключительно ради секса, но его он и так мог от меня получить, особо не усердствуя. Я сама предложила, чёрт возьми! А он меня кинул, как заправский динамо. Никогда бы не подумала, что доживу до этого! А теперь и того лучше - бегаю за ним, соблазняю, как могу, словно он - последний мужик на планете! Остаётся только изнасиловать и всё - дальше плыть будет некуда. Уму-то постижимо?! А он, должна признаться, хор-о-о-о-ош. Строит из себя неотёсанного брутального типа, а сам... а что он сам? Хитрый и мозговитый? Да, хитрый и мозговитый сукин сын... напрасно я в нём сомневалась - очень интересный персонаж. Умеет удивлять. Когда меня в последний раз удивляли мужчины? И удивляли ли? Но он умеет... потому и набивает себе цену своим высокомерным и холодным взглядом поверх чужих голов. И где он такому научился? Мне бы тоже стоило посетить такие курсы - теряю хватку. В моём мире достаточно пару раз вильнуть хвостом, чтобы мужчины бегали за кисточкой, которой я перед ними вожу, забавляясь их ошалелостью. А тут... Ох, ни черта не соображаю! Я просто устала от всего... чёрт возьми, безумно устала. В эти два дня надо прийти в себя, набраться сил и понаблюдать за ним. И всё записывать. Всё, Грейс, каждую мелочь! Ничего нельзя упустить! А потом буду анализировать всю неделю, пытаясь его понять. Чтобы между нами не было, должна признать, что он - интересный человек с необычным типом мышления, как бы не убеждали меня в обратном книги. Не знаю, может и вправду с его структурой мышления гуляет по миру половина человечества, но я таких не встречала прежде (и слава Богу - столько лет прожила без седины!). Возможно, это отражение его жизненного опыта и навыков так разительно отличает Эдварда от остальных? Что он умеет? Драться, водить автомобиль, соблазнять женщин своей неприступностью ледяного айсберга и отшивать со скоростью машин на "Формуле-1". Владеть эмоциями, анализировать, логически мыслить... Но где он этого понабрался? Чёрт бы тебя побрал, Грейс, что ты вообще о нём знаешь? Эдвард Поллард, здравствуйте, вломлю Вам в челюсть и не дам? Грейс, твою мать, ты ненормальная?!! Ты едешь с человеком, о котором не знаешь ни-че-го кроме того, что созерцала в два "свидания"! Ты даже не знаешь куда ты едешь, Грейс!!! Ау, где твои мозги, милая?! Что ты творишь?! Святая Агнесса, нет, я точно сошла с ума... Осталось только влюбиться для полного набора и всё - можно в петлю. Как можно было до такого докатиться?!"

Напрасно было ожидать от Магнуссен, что она хотя бы примерно предугадывает планы Эдварда и имеет представление о том, что два дня для отсидки в бегах от таких серьёзных ребят, как те, что за ними гонятся - этого не достаточно для дальнейшего существования на бренной земле. Какой у неё опыт в подобных вещах? Пара просмотренных боевиков где-то на задворках юности? Шварценеггер, конечно, шикарен, но кроме его мускулов и "I'll be back, baby" она мало что помнит из его шедевральной роли. Да и в блокбастерах чаще всего все проблемы решаются за пару дней, чередующихся кадрами эпичных моментов виртуозного мордобоя и перестрелок да парочкой расхватываемых на цитаты глубокомысленных диалогов на подобии тех, что она ведёт с Поллардом весь вечер. Там всё просто, красиво, эффектно! Как в сказке! Той самой трагичной и беспощадной, где под градом пуль герои спасают мир, а потом кто-то от кого-то уходит, потому что есть ещё главный непобеждённый антагонист, которого покажут только во втором сезоне. В жизни все более тривиально и ещё куда более жестоко, но Грейс не знает об этом. И та неделя, которую она выхватила себе, сообщив Лесли о планирующемся ремонте и безутешной болезни, - не более, чем отступные в надежде залатать старые раны и переварить те события, которые предстоит ей пережить в ближайший уикенд. Самое важное из которых - анализ личности Котика, манящая её, словно сороку сияющая побрякушка. Что это за штуковина? Зачем она и как с ней бороться - вопросы, которые не дают покоя её пытливому до человеческой натуры уму. Да только Эдвард оказывается не просто сверкающей брошкой, а целым сундуком Дэйви Джонса, где таится что-то ценное, весомое, но никто не знает что именно. У кого же, раскопав такой клад, не зачешутся руки попытаться вскрыть замок на пути к такому сокровищу?

- Котик, - буквально выпрыгивая из своих раздумий в реальный мир, Грейс сменяет покрытый пеленой задумчивости взор огненным блеском любопытства, направленным на лицо мужчины: - Знаешь, что я сейчас поняла? Нет, не знаешь. А я расскажу. Это очень интересно! Так вот, я поняла, что я ничего о тебе не знаю, а ты не болтливый и сам хвастаться собой не торопишься. Что меня очень огорчает. Я хочу тебя узнать. Давай, развлекай меня своими упоительными историями из жизни. Ты меня выкрал - тебе и скрашивать мой досуг. Ну, начинай, - женщина поудобнее устраивается в кресле, поворачиваясь на бок в сторону Котика. Ковбойская шляпа съезжает её на ухо, портя весь героический вид новоявленной ковбойши, от чего Магнуссен ойкает и, снимая с головы, украшает своим светсоном голову мужчины: - Так эпичнее. Соломинки только не хватает, чтобы был похож на отвязного ковбоя, исколесившего весь Техас в погоне за золотом, - она тихо смеётся, представляя на мгновение Эдварда в потасовке в салуне, где много выпивки в огромных кружках, танцев на столе и вот таких разгульных песен кантри, которыми он "ублажает" её слух всю дорогу. Забавная фантазия, в которую, на удивление, Поллард вписывается в её воображении крайне гармонично. Только лишь соломинки не хватает!

Dust my feathers - I'm shaking on the floor
But I want to fly - hoping that it will get better...
Can I sleep forever?
Get up, get up, get up, feather... be free!

- И тебе это очень идёт, - стараясь не нарушать хрупкую умиротворённую атмосферу в салоне форда, наконец-то отбившую барабанный бой строптивого противостояния двух упрямых и непокорных людей, Грейс ведёт разговор с Поллардом безмятежно и приглушённо, значительно подустав от сражений с непробиваемым во всех смыслах человеком. Это нормальное для неё явление - впадать из крайности в крайность, сменяя полюса чувств от ненависти до восхищения, от рьяных эмоциональных атак - до безобидного в своей простоте человеческого общения. Не раз более-менее близкие люди поражались ей, никак не беря в толк, как можно так притягивать и отталкивать всех, не придерживаясь чётких границ категоричности суждений. От чего-то всем это казалось чем-то невероятным, едва ли не особым даром, хотя по сути женщина просто не приемлет по своей натуре существование границ - ни в личном пространстве, ни в мысленных процессах, ни тем более в треволнениях души. Возможно, именно это и помогло ей добиться определённых успехов в своей профессии - свойство личности без стеснения и любой задней мысли лезть под кожу к людям, цепляться за нити их суждений и бросаться с головой в омут их чувств. Большинство жителей голубого шара боятся открыть остальным двери в свой мир и только ждут, когда появится кто-то столь же отчаянный, как Грейс, и с пинка отворит мрачный и тусклый подвал их подсознания, в котором десятками лет бушует торнадо. Сначала, конечно же, это безумно страшно - воочию лицезреть, как беснующие демоны вырываются на свободу, сметая всё на своём пути. Но это лишь мгновение бури, которое нужно просто переждать. Сцепить зубы, сжать кулаки и выстоять под напором несущихся напролом алчных тварей. Перетерпеть. Им ведь всего-то и нужно, что всем своим адским полчищем вырваться на волю. Томимые взаперти, они только и способны, что, хуже бешеных обезьян, скакать, орать и прыгать, всеми силами стараясь разнести тюрьму, в которую заперло их сознание. А человеку нужно распахнуть двери, разнести в пух и прах ставни на решётках да впустить свежий воздух в эту мрачную камеру, чтобы выветрился тошнотворный запах плесени и её влажные от слёз души стены наконец-то смогли высохнуть, являя на свет все свои волнительные шероховатости и несовершенства. Больше всего на свете люди бояться именно показаться несовершенными остальным, даже Магнуссен, по более многих понимающая, что именно в этих неровностях характера, психики и эмоций и состоит очарование и прелесть каждого индивидуума. И если бы наш мир был похож на супергеройские фильмы, то особенной способностью Грейс был бы именно талант впускать свет и лёгкость в человеческое сознание. А вот Котику досталась бы фантастическая непробиваемость, в силу которой он только больше распаляет интерес женщины и вынуждает её неистово колотиться руками, ногами и даже головой в стальные двери бункера его души. Понимает ли он это? Лично Магнуссен не знает, но никак не может пойти против себя и просто оставить его в покое: - А я обычная англичанка. Дождливая погода, мрачные холмы болотных оттенков и непроглядный туман - ничего интересного. Другое дело золотые прииски! - женщина лениво сворачивается клубком на своём месте и протягивает руку за ковбойской "соломенкой" современности, с лёгким стуком падающую ей на ладонь. Тёмно-синяя с серебром упаковка отблёскивает в редко падающем в их нынешнем пути луче света фонаря на её поверхность, и Магнуссен успевает заметить слова, связанные с ледяной свежестью. "В его стиле" - думает она про себя, не понимая почему... хотя, нет, понимания почему, но не понимая зачем Эдвард так неуклонно окружает себя ореолом ледяного айсберга, сгубившего злополучный Титаник. Конечно, его кристальная чистота, монументальность и мощь, контрастирующая с чёрными покойными водами, отражающими безграничное и далёкое мерцание звёзд, прельщают своей мрачной красотой. Но разве хорошо ему жить в этой скорлупе вечной мерзлоты, прячась от каждого луча солнца, как от проказы? В фантазия о салунах, драках и канкане её разум посетила ассоциация Полларда скорее с горячей текилой, чем с одиноким путником ледяной пустыни. И пускай это больше мексиканские, чем ковбойские штучки, но по её мнению этот образ ему подходит гораздо лучше. Прочное стекло бутылки с нечитаемыми узорами, отливающее лёгким оттенком серебра, за которым всё вроде бы так прозрачно и понятно, что даже навевает холодок за счёт строгой и лаконичной этикетки да и общей формы подачи напитка, но внутри - ярчайшая противоположность первому впечатлению! Сладко журчащая жидкость, плавной волной заполняющая стопку, чистая, как горные воды, но обжигающая, как огонь. Да и то, она обжигает горло не как терпкий виски, а как-то по особенному волнительно, словно только обозначая возможность испепелить дотла, но не пользуясь ею без надобности. Чертящая границы, как это делает и Эдвард своим упрямым молчанием большую часть времени. Но каково, чёрт возьми, послевкусие, приправленное принятой заведомо щепоткой соли и долькой кисло-сладкого лайма! М-м-м, ещё более тонкая и увлекающая игра в притяжение и отталкивание, чем напористые в своей неуёмной страстности приёмы Грейс. Вот и сейчас он проделывает это с ней - то молчит, не желая выдавить из себя и слова, то аккуратно затыкает её жвачкой (будто это ему поможет), чтобы проявить такую неестественную ему в представлении женщины бережную заботу. Конечно, не без выгоды для самого себя - Магнуссен это прекрасно понимает, ведь не даром же столько времени раздражала его своим театром одного актёра, на который положила все свои силы. Но тем не менее, если отбросить в сторону скрытый смысл и насладиться лишь упаковкой, то получается очень заманчивая картина: - Подрема-а-а-а-ла-а-а-а, - со вздохом протягивает Грейс, шумно выдыхая носом своё отчаяние, - посмотри на меня внимательно. Видишь этот боевой раскрас к зомби Хеллоуину? Я уже дня три пытаюсь подремать, но только безуспешно, - как на зло, она зевает, прикрывая ладонью рот и качая головой в попытке отогнать от себя мерзкое желание, четвёртые сутки травящее ей душу своей приманкой невыполняемого обещания. Так теперь и будет всю дорогу до рассвета - зевания, тяжёлые веки, закрывающие глаза, но никак переносящие её во владения Морфея - лживые обещания покоя и безмятежности, на деле выливающиеся в отчаянные мысли едва не срывающегося в истерику от усталости мозга. Самое отвратительное ощущение из всех возможных, которое начало завладевать ею, крадясь шаг за шагом, целых две недели назад: - Тогда, раз ты такой вредный и не хочешь бесплатно учиться общаться с людьми, развлекать глупостями тебя буду я, - медленно проговаривая каждое слово под ритм неспешных переборов гитары в радиоприёмнике, она кутается в куртку и обхватывает себя руками, поджимая плечи к лицу, словно северный холод арктической натуры попутчика пытается и её затянуть в свои заснеженные объятья: - Сама придумаю тебе историю жизни! Целый вестерн! Сам обалдеешь! Так вот... отвязный ковбой, исколесивший весь Техас в поисках золота, передравшись во всех салунах с разбойниками, у которых через один зуб золотой... видимо, не знали куда лучше пристроить награбленное у индейцев богатство после пьяных потасовок - да? Не знаешь? Ну, и ладно. Передравшись, перетанцевав все канканы с местными красотками в пышных тёмных платьях с узкими корсетами да перепробовав добытый в героическом бою алкоголь, в итоге решил немного передохнуть и на своей... м-м-м-, гнедой кобылке по имени Заря отправился искать уютное и тихое место для передышки. У тебя наверняка должен быть лучший друг, но такой, чтобы больше слушал, чем разговаривал и не выдавал твоей страсти к абрикосовому печенью ни одной живой душе. Не знаю почему абрикосовому - не спрашивай. Пусть это будет старый вислоухий пёс с белыми пятнами на морде. Билли! Точно! Его будут звать Билли, - Грейс снова зевает, открывая рот как профессиональный крокодил, который она прячет в воротнике куртки: - У Билли добрые глаза и целая череда заслуг перед дворовыми псами в серьёзных войнах за куриные косточки. Он такой же отважный герой, как и ты, и такой же общительный, поэтому вы сразу же сдружились ещё в ту пору, когда он был маленьким щенком. Сначала ты его защищал, пока он был совсем маленьким, а потом он поддерживал тебя в каждую трудную минуту в вашем приключении с поисками золота. И вот вы с Билли обосновались на небольшом уютном ранчо, где всегда тепло, хорошо и пахнет свежескошенной травой. Завели скот - пушистых, как облака, овечек и маленьких коров... Ну, знаешь, такие, смешные. Не помню как они называются. У них ещё чёлка на глаза падает, и вообще они на плюшевые игрушки похожи. Вот. Овечки себе бекают, коровки мукают, и их слишком много, чтобы вы управлялись с ними сами. Поэтому завели вы себе весёлую колли, чтобы она отвлекала на себя внимание животины от вашей тихой, молчаливой компании. Не такую, конечно, чокнутую, как я, но всё равно немножко с приветом. Вечерами вам, конечно, тяжело с ней, когда она лает о своих успехах с остальными жителями ранчо, но миролюбивая делёжка Билли косточками с ней помогает вам пережить её присутствие под тихие напевы гитары у разожжённого камина, где она.., - дорассказать, укутавшаяся по самый нос в свою куртку, увлекательную историю о безымянной колли с приветом Грейс не успевает, сама того не замечая, погружаясь в сон в обволакивающем коконе тепла и защищённости, воцарившемся в кабине форда. Медленные покачивания автомобиля баюкают её, как колыбель, заполненная плавными и спокойными переливами гитары, заменяющими ей умиротворяющую песню. Прыткие колли, лохматые коровы и пушистые овечки, недовольно бекающие на собачий задорный лай, то и дело мелькают в её снах под нежный шелест листьев, отзывающихся на передаваемые гонимым из горячих каньонов ветром приветы от всяких мелких сурикатов и гордых орлов. Едва слышно дыша, почти не двигаясь в своей объёмной синтепоновой оболочке, женщина забывается глубоким сном, наконец-то переставая мешать отвязному ковбою с его верным ментальным другом с добрыми глазами искать золотые прииски убежища, к которому они держат свой долгий, полный всевозможных увлекательных приключений, и опасный, но невероятно интересный путь...

Do you believe in dreams?
I'm just a shadow now.
What I would give,
To feel the sunlight on my face.

Удивительное явление - сон! Как много на его плечах лежит чрезвычайных задач, связанных преимущественно с сохранением функциональности инкубатора, и сколь разнообразным при всей этой важности он бывает в своём непостоянстве! Как именно чаще всего Вы спите? Исчезаете из реального мира ещё до того, как голова коснулась подушки, или мучаетесь бессонницей, лишь на рассвете смыкая глаза? Ваш сон безмятежен или же даже самый слабый шорох способен вернуть Вас к созерцанию мира? Спите всего несколько часов и являете себя новому дню, как свежий хрустящий огурчик на прилавке, а, быть может, как маятник, то просыпаете - то засыпаете, и моргенмуффель по утрам - типичное для Вас состояние? Видите ли Вы сны? И какие? Способны ли запоминать разбросанные частички воспоминаний, перерабатываемые мозгом в течение ночи? Казалось бы, всего-то лишь сон, верно? А сколько в нём таится загадок и тайн! Грейс, например, относится к тому типу людей, которые редко забываются глубоким беспамятством, подсознательно не позволяя себе переступать границу мерного и спокойного дельта-сна. Пожалуй, единственное место в её жизни, где она, в принципе, чтит границы, что не редко сказывается для неё не в лучшем ключе. "Что сплю - что не сплю - никакой разницы" - так она сама отзывается о своём времени отдыха, постоянно держа на контроле всё, что творится вокруг её постели: шум города из приоткрытого окна, шелест ткани постельного белья, когда рука медленно натягивает одеяло до самого носа, ожидаемый звонок будильника, который в основном больше служит ей свистком к "созданию настроения" на день, чем к пробуждению от сна, ведь её глаза чаще всего открываются ещё до рассвета. Как-то так повелось ещё с юности, когда, вероятно, детские волшебные мечтания с невероятно лёгким ощущением парения в бесконечно-прекрасных небесах сменились кошмарами, от которых поутру у неё стыла кровь в жилах - на сколько реальными и всепоглощающими были те эпизоды, подкинутые, будто в отместку, ей молвящим на непонятном языке подсознанием! На деле же, то было просто отражение страхов, переживаемых ею в фазу бодрствования, в существовании которых тогда ещё, в юности, Грейс не смела самой себе признаться. Проще было и вовсе не допускать сновидений, чему она со временем и научилась, силой воли вынуждая себя не ступать в зыбкую пучину беспамятства. Позже это стало привычкой. Да и в целом, когда человек всё время начеку и каждое мгновение ждёт подвоха, какой тут может быть сон? И вот впервые не просто за долгое время или же те трудные две недели, прошедшие с мгновения, когда начал свой отсчёт новый опасный виток в жизни Грейс, а именно за затянувшиеся бесконечным шлейфом усталости и напряжения годы женщина впервые позволила себе по-настоящему выспаться, покинув на несколько часов грешную землю со всеми её проблемами. Её подсознание или, как говорят более религиозные люди, душа парило далеко над голубым шаром, забравшись в те самые невероятные земли, которые, в каком-то смысле, наверное, и есть истинный рай. Счастливы те, кто живут в грёзах! В своих грёзах была счастливой и Грейс, наблюдая за подлетающими, как мыльные пузыри, волшебными овечками, перескакивающими заборы; за коровами, с важным видом жующими траву и манерно дёргающими головами, чтобы поправить идеально уложенные у коровьего стилиста чёлки (во сне она свято верила, что такой уж точно там есть); за шелестом невероятно яркой зелёной листвы, чьи напевы от чего-то ей были понятны; за тем мистическим ослепительным светом, которым был залит её сон, что восхищал, но не обжигал глаза своей белизной, как это делает всегда "земное" солнце. Её добрый сон навевал ей чувство покоя и безопасности, в котором нежатся маленькие крохи в колыбели, когда тревожные родители поправляют их одеяльце, охраняя детский сон от всех злых монстров, которые обязательно прячутся там, в шкафу или под кроватью, только и дожидаясь, когда взрослые покинут комнату. Магнуссен устала быть для себя и ребёнком, и родителем, и до кучи ещё и подкроватным монстром, при чём так сильно, что даже и не вспомнит по утру, как что-то бормотала Эдварду, когда он уговаривал её (на свой манер, конечно) устроиться поудобнее; как отмахивалась от него рукой, будто от назойливой пчелы, жужжащей у уха, а потом вымученно стонала, жалуясь ему на его же бессердечность, в полусознательном состоянии садясь и стаскивая с себя злополучные кроссовки, в которых ей и так было нормально; как Поллард ловил падающее с неё одеяло, а она в этом винила его, едва ворочая языком, потому что не надо было будить; как Котик укрывал её им снова, а она, мурлыкая нечленораздельное "спасибо", тащила одеяло на себя до самой макушки. Не вспомнит и восхитительное ощущение свежести рассудка после крепкого сна, воспринимая его как некое новое ощущение, неведомое ей прежде. Потому что всё это было слишком давно и, кажется, что даже не было правдой в отличие от усталости, ставшей не просто её второй кожей, а целым внутренним миром, окрашенным в мрачные чёрно-серые тона. И едва пробуждаясь поутру от позабытых воспоминаний и утраченных ощущений, она позволит себе немного понежиться в полудрёме, смакуя новое восприятие реальности, а не забьёт по обыкновению голову мыслями о всех тех ключевых эмоциях от обязанностей, которые ей вновь нужно пережить, как то было днём ранее и как точно так же окажется на следующие сутки. И лишь тихо брошенное "доброе утро" (по истине доброе, не взирая на затёкшие мышцы от неудобной позы и выветривающиеся из головы тёплые сны) окончательно возвращает её, ещё ленивую в сладкой неге, в жестокий реальный мир, который в этот день в её глазах становится чуточку лучше.

- Доброе, - зевая и причмокивая остатки сновидений, отзывается Грейс, выползая из своего укрытия, падающего ей на колени, когда она садится в кресле: - Я ещё ничего не вижу - я сплю, - не без нотки капризности звучит её ответ на вопрошание Эдварда, но всё же, слегка проморгавшись, она пытается быть чуточку лучше и добрее, поэтому смотрит сощуренными глазами вперёд, на дорогу, тянущуюся к горизонту, однако видит только размытые пятная, наверное, являющиеся какими-то очертаниями, плохо различимыми за ещё не спавшей с ресниц пеленой сна. Вздыхает. Протирает "холмами Венеры" на ладонях свои глаза, стоная в ленивом состоянии, ещё манящем её обратно припасть головой к креслу, но теперь уже более ясно видит впереди изначальную декорацию к "Сайлент Хилл", которую, судя по всему, передумали использовать режиссёры в своих съёмках ввиду большой конкуренции чудищам из фильма в своей бесконечной печали и горести одиночества: - Уютненько, - только и находит что сказать женщина, едва завидев нечто, напоминающее ей город-призрак, какие десятками, если не сотнями, разбросаны по всем штатам: - И за аренду платить не надо. Стоит подумать о переезде, - её комментарий звучит скорее как обыкновенная необходимость женщины исчерпать за день свой лимит слов, который лучше начинать исчерпывать с утра, а то можно не успеть до вечера высказать все двадцать тысяч по большей части лишних замечаний, что подтверждается её сладким потягиванием и очередным зеванием, а не прожигающим мужчину взглядом с тем или иным окрасом, так необходимым ей всегда для завершения полной красочности речей. Затёкшие мышцы приятно побаливают, напоминая Грейс о восхитительных часах забвения, и она с удовольствием принимается неспешно их разминать, медленно потягивая шею то в одну сторону, то в другую, от чего немного кружится голова и без того чокнутый мир кажется ещё интереснее под новым углом обозрения. Магнуссен замечает про себя, что высокие каменистые холмы, прорезанные одной единственной извилистой дорогой, под углом больше напоминают пустыню, чем крепкие земляные породы, усеянные поджаренной под палящим Аризонским солнцем, не многим уступающим соседствующим с ним адовым лучам Мексики, россыпью зелени, больше похожей на крошечную посыпку поверх десерта. При мысли о еде, появившейся в её голове не только ввиду странных ассоциаций, но и слов мужчины о завтраке, Грейс ощущает совсем не прилив аппетита, а скорее чувство, вызывающее гримасу Гринча на лице при звенящей в воздухе переливом весёлых колокольчиков фразе "Счастливого Рождества!": - Спасибо. И Вам пожаловать добро. Но лучше покурить и кофе. А тебе вообще стоит поспать! Сколько мы в пути? Всю ночь же? Я что-то плохо соображаю... по жизни, - "женский" мозг начинает просыпаться и слова бесконечным потоком срываются с языка Грейс, но, приоткрыв окно, впускающее в салон прохладную свежесть утра, она не на долго замолкает, решая посмаковать дорогую сердцу сигарету. Пока её рука шарит по карману в поисках заветной пачки, пальцы не раз нарываются на сдачу из местного "бутика" в виде вытаскиваемых одна за одной, как флажки из шляпы фокусника, мелких купюр, которые ворохом ей выдала противная продавщица, и звенящих монет, завершающих раскопки никотинового седативного гремящим конфетти в кармане. С комментарием "Смотри, какая я экономная" Грейс запихивает "улов" в бардачок машины, в своём хорошем настроении не желая мучить Котика возложением на алтарь его рук, занятых рулём форда, главного счастья Скруджа МакДака, и с удовольствием затягивается табачным дымом. Затягивается и смотрит вперёд на приближающиеся руины, и вправду напоминающие ей Аризонский вариант Сайлент Хилла - солнечный и горячий: - Мне ведь не стоит спрашивать, как ты нашёл этот райский уголок для убежища, правда ведь? Потому что мне страшно услышать от тебя нечто вроде "люблю такие места, где всё молчит". Или это только показательная остановка с тонким намёком и нам ещё ехать и ехать?

Your own personal Jesus
Someone who cares
Someone who's there
Reach out and touch faith

Грейс может поклясться, что слышит громогласный бой колокола и саркастичное карканье ворона где-то неподалёку - прямо как в лучших вестернах, но только с Depeche Mode на мысленном бэкграунде. Окружающая тишина, палящее зимнее солнце, салун... Ей явно стоит призадуматься на счёт своих пророческих способностей, ведь сон про ранчо оказался не так уж и далёк от истины. Коров, правда, с длинными чёлками что-то не видать, но созерцая прыть Полларда, откровенно говоря, она уже не удивится, если он внезапно откуда-то их пригонит. Хоть из того же салуна, одиноко стоящего за спиной женщины, как могильный памятник местной весёлой жизни. Шутки закончились. Теперь Магнуссен это окончательно понимает, всем своим нутром впитывая атмосферу города-призрака. А это означает, что её рассудку реально пора трезветь и смотреть на путешествие хотя бы с толикой серьёзности, если уж не всецело разумно, как то сделал бы каждый среднестатистический человек.

Проблема состоит в том, что Грейс понятия не имеет, как должна себя вести обычная женщина в принципе и в таких условиях в частности. Вцепиться в Котика мёртвой хваткой? Истерить, падая на землю и умываясь пылью под ногами? Или же хлопотать, как полагается добропорядочной хозяюшке, собирая какие-нибудь миленькие камушки, которые вполне бы сошли за соответствующие к предоставленным декорациям сувениры вместо кружевных салфеток? Её сфера - это знать, как делать не надо, а вот идти от противного... Потому сейчас единственная мысль в её голове, курсирующая по черепной коробке подобно беспилотнику, это - закурить. Привнести в острый момент привычное действие, которое не даст уйти почве из под ног, и продумать план действий. Одна незадача - прыткий Поллард срывает её планы на корню, вручая ей пакет с одеялами, чем лишний раз придаёт окружающему великолепию резкое чувство реальности: - Я ещё жива, и на том спасибо, - отстранённо отвечает ему Грейс на реплику про отсутствие благ цивилизации и добавляет уже через плечо, шествуя ко входу в глиняный короб, больше напоминающий уличный бункер: - Пока у меня есть сигареты, ты можешь за меня не переживать.

Может, но, вероятно, всё же будет, потому как женщина чувствует, что не такой реакции он от неё ждёт. Тем не менее, внешне она воспринимает происходящее спокойно, потому что прятаться в пентхаусе... ну, даже Грейс понимает, что это - вздорная затея. Нужно место уединённое, а уж этот город-призрак как нельзя лучше соответствует подобному запросу. Конечно, она бы даже под дулом пистолета не догадалась, что Эдвард затащит их в такое место, но уже по происшествии событий Магнуссен соглашается, что его выбор, как всегда, логичен и расчётлив, не смотря на общую атмосферу сумасшествия - логические способности Грейс (пускай и весьма скромные) вполне позволяют ей заключить, что такой исход событий никто предугадать не может, потому чувство спокойствия не покидает её, резонно пропуская вперёд человеческое любопытство, которое подобно слабому косячку притупляет ощущение опасности перед неизведанным и вынуждает лезть носом везде и всюду. Поддаваясь ему, образно говоря, женщина так и делает - вертит головой по сторонам, зайдя внутрь их "люксового номера в отеле", внимательно изучая четыре тёмные стены со всеми сопутствующими им в наличии предметами роскоши. Взгляд цепляется за импровизированную кровать, на которую она и садится, кидая рядом пакет с одеялами. Осматривается внимательнее, в шутку подмечая, что можно не переживать за пожар и преспокойно курить в кровати, а какой пентхаус может таким похвастаться? Всё-таки, плюсы можно найти во всём, если хорошенько поискать. И как раз вовремя найдя один из них, Магнуссен подпаливает сигарету, чтобы скрасить полумрак и лёгкий шок, царящий в голове от новых впечатлений. Как ей кажется, сейчас самое время обдумать политику партии, то есть, план своих действий согласно данной ситуации - в тишине, темноте и покое. Однако Эдвард, вездесущий и неугомонный, обращает мирную обстановку в представление, пропустить которое Грейс просто не имеет морального права. Поэтому второпях покинув их "премиленький домик у берега озера, где плавают славные жёлтые уточки и рыбка ловится не простая, а японские карасики", она выходит наружу и подпирает плечом стену, дабы удобнее любоваться действом, от которого без ума каждая женщина на планете - мужчина за работой.

Сигарета за сигаретой - действие за действием. Любуясь Поллардом, не обращающим внимание на зрительницу, она смакует три сигареты, так отменно дополняющие всю картину. Мужчины действительно прекрасны, когда трудятся на благо чего-либо - общества, себя, мира, пушистых барашков или, в конце концов, хотя бы пресловутых женщин. Абсолютная сосредоточенность, чёткость действий, глубокомысленные рассуждения на тему "как сделать лучше", отражающиеся в серьёзном взгляде - завораживающее зрелище, которым Магнуссен вдоволь наслаждается, отмечая про себя, что явно связалась с Терминатором, хотя сама далеко не Сара Коннор. Впрочем и последняя в первой части не подавала особых надежд, будучи обыкновенной студенткой, подрабатывающей официанткой в свободное время, однако в отличие от Сары, Грейс точно знает, что ей такие успехи не по зубам, и, что самое интересное, это ни сколько ее не тревожит. По крайней мере, нарциссизм, заложенный в её натуру ещё с раннего детства, всё ещё преспокойно спит, не подавая даже тихих признаков истерики - очередное интересное замечание, которое тоже должно отразиться в блокноте, про который наконец-то вспоминает женщина. Избавляясь от третьего окурка лёгким щелчком, она заходит внутрь помещения и на всеобщее благо извлекает из пакета своё маленькое сокровище, которое просто обязано сгруппировать её хаотичные мысли в чёткий порядок. Открывая его, она смотрит на пустой лист, едва начиная решать, что первое внести в свои записи, как в их мрачный уголок заявляется Поллард, закончивший захватывать ближайшие земли, на что Магнуссен уже не смела и надеяться. Тем не менее, сюрпризы на этом не заканчиваются, и наблюдая за тем, как мужчина приступает к приготовлению завтрака, Грейс сама для себя неожиданно озвучивает: - Ну, полный all inclusive, - её губы растягиваются в смягчающей неожиданный порыв восхищения тёплой улыбке, но рука всё же захлопывает пустой блокнот, так и не дождавшийся от хозяйки ни единого слова, как раз сопровождая замечание Котика о спа-услугах, включённых в их "туристическую путёвку": - Я так понимаю, что твоё резюме занимает минимум листов десять описания талантов. Честное слово, я серьёзно начинаются задумываться о том, что не Арни нужно было звать на его легендарную роль. А что до купаний, нет, мне, конечно, льстит, что ты не считаешь меня неженкой, а, наоборот, рисковой дамочкой, готовой прыгнуть в декабре в какой-нибудь имеющийся здесь водоём, но это ты напрасно, - женщина усмехается и пожимает плечами с мысленным посылом "ну, что ж поделать - такова жизнь", после чего извлекает из пакета по соседству с ней толстенную упаковку влажных салфеток: - Поэтому у нас есть маленькие друзья, которые заменят нам "Old Spice". Три пачки, если помнишь.

И вот четвёртая сигарета идёт в ход под мерное шипение готовящейся пищи. Тихое краткое молчание, воцарившееся между ними, задумавшимися каждый о своём, совсем не напрягает, а, наоборот, на фоне города-призрака ощущается более, чем естественно. Впрочем, как и бытовые рассуждения Полларда, на которые в конце концов закатывает глаза Грейс: - Эдвард, - обращаясь к байроническому герою без своего излюбленного "Котик", она смотрит на него с пристальной внимательностью, надеясь, что такой ход поможет ей вынудить его не только слышать её трескотню, но и слушать смысл слов, - так, ладно, раз ты всё о серьёзном, то я поддержу заданное тобой настроение беседы. Давай на чистоту - без тебя я не жилец, поэтому в первую очередь нужно, чтобы ты был сильным, сытым и не желающим мне смерти. Поэтому на этом царском ложе будем спать оба. Можем валетом, если я тебя смущаю. Нет, ну, в самом деле, я обещаю к тебе не приставать - не маньячка же я, в конец концов! - Магнуссен щурит глаза, пытаясь понять по его бесстрастному лицу и помешиванию еды на автопилоте то, как он воспринимает сказанные ею заверения, но сигнал ловится так же отвратительно, как и сеть на мобильнике: - Хорошо, если хочешь, я могу даже на крови поклясться. Вот, держи. Если совсем надо, то могу и отрывок из Библии прочитать - я их со школы много знаю, если ты совсем уж мне не доверяешь, - с полной самоотверженностью женщина протягивает Котику руку, всем своим видом показывая, что она не шутит и готова к такой жертве ради их спасения. Ну, вылитая та самая Сара Коннор: - И даже не буду дёргать тебя беседами о жизни. Спи себе спокойно. У меня есть блокнот и книга, а это твои главные помощники в стремлении заставить меня заткнуться. У меня как минимум проблемы трёх пациентов отложены "на потом", так что мне есть чем себя занять. И мою порцию еды, к слову, тоже забирай - апатия не даст мне умереть с голоду ещё дня два, а при наличии кофе - все три. Так что я обещаю вести себя хорошо и не болтать, не считая, конечно, вот этого моего долгого монолога, который я, понятия не имею, как ты воспринимаешь. Вот, - Магнуссен выдыхает и с чувством выполненного долга подпирает голову рукой, упирающейся в колено : - Ну, так что, резать меня будешь? Или без кровопролития обойдёмся?

We're on different sides of fightfield - it's a start of war!
We could just discuss a problem, but u seat in hole.
I don't want to be a doll in your collection.
I'm afraid... нou'll be my target!

"Ну, что, Котик, каково побывать в моей шкуре? А? Нравится? Добро пожаловать в клуб, Красавчик!"

Не даром поговаривают, что чем больше стараешься, тем хуже только выходит. Расслабься. Получай удовольствие от процесса. И не лезь в то, в чём не разбираешься. Главные постулаты, которых стоит придерживаться, если хочешь в итоге ощутить нежные трепыхания победы в своих руках. Та же ситуация происходит и с Грейс, изрядно протрезвевшей от своих бестолковых игр в логические просчёты мужской натуры и наконец-то услышавшей голос интуиции. Той самой, за счёт которой она и добралась по скользкой лестнице манипуляций до вершины своего успеха. Вверх - вниз, в жар - в холод. Эмоциональные качели, которым подвержены все люди - всего-то и надо, что войти с ними в резонанс, чтобы возбудить интерес, и подстроиться под ритм, дабы дать ощущение контроля над ситуацией. Эдвард привык властвовать? Привык всё решать и управлять абсолютно всем? Отлично! Действуем по обратному сценарию: боремся за власть, вызывая раздражение, насмешку, да хоть желание свернуть шею, которое будет дразнить своей недосягаемостью! Всё, что угодно, только бы не было безразличия - вот истинный главный враг любого опытного манипулятора! Привыкает? Думает, что уже просчитал и сформировал тот самый куб под именем "Грейс", который так отлично вписывается в его систему и становится понятным? Ну, естественно, здесь нужно подражать врачам и не колоть бессмысленное лекарство мучающемуся пациенту. Цель-то остаётся всё та же - вылечить бедолагу от безразличия. Шоковая терапия - вот что нужно в такой ситуации. А это значит, что настало самое время даровать желаемое - ту самую призрачную надежду, которая сгубила ни одного золотоискателя своим манящим миражом. И вот она уже тихая и почти покорная (переигрывать опасно) женщина, которая не мешает ему даже излюбленными дочерями Евы нравоучениями и советами. Почти скромна, почти сдержана и изливает все свои "почти" в таком отчаянном самопожертвовании, что только и остаётся удивляться, как такая хрупкая лань не пала без чувств под натиском бушующего торнадо жизненных проблем. Ах, да, сильная мужская спина заслонила собой! Герой. Супермэн и Бэтмэн в одном флаконе. И после этого мужчины заявляют, что они не романтики. Хах, неужели? Не будь в них этой первородной потребности, человечество бы не выжило и не было бы этого глиняного домишки на фоне чарующих своей таинственностью декораций города-призрака, не было бы этих двух людей и их истории, подогреваемой жаром печки и взаимными выпадами контратак. Скучная и совершенно безразличная атмосфера пустоты. Для того женщины и созданы, чтобы хранить мир от этой непроглядной пропасти.

Реакция мужчины на тираду Магнуссен превосходят все её ожидания. Какова всё же сила подсознания! М-м-м, одно восхищение и только! И хотя женщина поймёт немногим позже как удачно она сыграла свою партию, она всё же это поймёт и сама себе удивится, как раньше не уловила сознательно правильное течение, в котором так отчаянно плывёт. Откровения и внешняя сдержанность, огонь в глазах и резкое ретирование. Охота в самом разгаре и нужно только не забывать ею наслаждаться, чтобы опасные шаги не выдала не вовремя хрустнувшая ветка жизненной подлости... И Грейс опускает глаза в пол, неловко пожимая плечами: - Мне показалось, что я тебя раздражаю своей неуёмной болтавнёй, - правильно, милая, интригуй, удивляй, вызывай вопросы. И пускай он проделывал с тобой тот же трюк, доведя до апатии и ощущения собственной никчёмности, - прости ему это и, как прилежная ученица, покажи чему научилась у сильного мужчины. Сбегает? Снова? Поразительная черта, вызывающая неподдельный интерес. Таковы мужчины - готовы кидаться голой грудью на амбразуру, но тот час бегут, едва женщины начинают почёсывать за ушком своими острыми коготками обольщения. И разговор сейчас не про секс. Отнюдь. Разговор про эмоции, которые нужно уметь считывать, чтобы выжить. Иначе никто бы не скрывал за фальшивыми улыбками припрятанную за спиной "беретту". Грейс провожает взглядом удирающего в бытовые заботы мужчину и делает глубокую затяжку. Выдыхая дым, она улыбается и ложится на кровать, точнее то, что ею подразумевается, прокручивая в голове этот волнующий момент их разговора. Каждый взгляд, каждое движение и выдох там, где не подразумевала того интонация. Нужно хорошенько запечатлеть в памяти детали прежде, чем записывать всё в дневник. Естественно все планы о раздумьях над проблемами клиентов её непостоянная натура снова откладывает "на потом", куда больше увлекаясь мыслями о натуре Эдварда. "Наиинтереснейший объект!"

"Ушёл со своими драгоценными тарелками, но обещал их наличием в руках вернуться. Надолго ли? Скорее всего нет. Он сказал лишнее и это понял. Значит, опять уйдёт в раздумья что делать дальше или ещё о чём-нибудь своём и важном. Будет пытаться обхитрить? Он может. Но если я буду молчать, то он навряд ли так сразу попытается восстановить фон. Сейчас шестерёнки слишком активно работают, коря себя за эмоции. Ох, уж, эта мужская психика! Вечно они в эмоциях ищут корень вселенского зла!"

Поллард себя оправдывает, и едва чистые тарелки занимают своё место, он скрывается из виду, что вызывает улыбку у докуривающей сигарету Грейс. Уход мужчины в бункер одиночества и самокопания дарит ей драгоценное время, которое нужно использовать с толком. Превозмогая лень и лёгкую слабость, которой отзывается двухнедельное самоистязание, Магнуссен встаёт с постели и выкидывает окурок в пламя печи, уповая, что огонь огню не враг, а только лишь дружественный соперник. Из кармана куртки она вытаскивает телефон, с облегчением смотря на почти полную зарядку и хваля себя за привычку держать экран на минимальной яркости. Без сети он здесь без надобности, как связующее устройство, но как музыкальная колонка - самое оно. Бегло перелистывая сохранённые в памяти мобильного песни, она включает подборку чувственных композиций для поднятия настроения: весёлые попсовые мелодии, мексиканские мотивы, энергичный рэп и  несколько диско-панковых безумий в своём насыщенном коктейле заполняют темноту ритмичными звуками. Настраивает себя больше на охоту, чем на анализ проявлений натуры Эдварда, улыбаясь провокационным текстам. Куртка летит на край кровати и женщина позволяет себе даже немного повихляться под музыку, чтобы её настроение пропитало её до самых фибр души. Она извивается в танце, подхватывая блокнот, в который, не отрываясь от своего занятия, вносит краткими словами описания эмоций - своих и тех, какие по её мнению терзают мужчину. Два столбца с отрывистыми фразами без каких-либо обозначений. Острый почерк, больше схожий с рисунками тахикардии, чем с разборчивыми словами, заполняет небольшой лист сиреневого блокнота эмоциональными окрасками. Так несколько песен подряд она отражает своё довольное настроение в танце и активную работу мозга на листах, а затем падает на кровать, уже более детально начиная разбор. Рука неустанно рисует линии, а глаза отражают каждую деталь, которую яркими вспышками выбрасывает мозг. Она ощущает себя расслабленно и легко в своём привычном занятии, лишь изредка выходя покурить на улицу, чтобы проверить свои догадки на счёт Котика. В один из таких выходов за долгие мгновения разлуки, она примечает как Поллард тащит старинную ванную, что так отчётливо отражается в голове ассоциацией со схожим эпизодом в культовой итальянской комедии. "От Валентино? Я думал, это твой" - всплывает воспоминанием одна из крылатых фраз, совсем не относящаяся к происходящему, но крайне впечатляющая, довольно быстро растасканная зрителями в жизненный обиход, и вызывает у Грейс улыбку. С нескрываемым удовольствием она смотрит на Эдварда, но, едва докурив, исчезает из виду, возвращаясь к своим записям, с которыми и застаёт её спустя время байронический герой...

- Ты решил подогреть водоём? И как же? Атаковал вулкан? - лёжа на кровати, она держит на согнутой ноге блокнот, и потрясывает другой ногой, покоящейся на колене первой, в такт музыке. Кроссовки валяются около ложа и пальцы эпично вырисовывают в воздухе латино-американские мотивы, полные свободы и игривости, как и горячий народ соседней страны: - Я тоже неплохо поработала. С двумя пациентами почти что полностью разобралась. Ох, ещё ту моральную взбучку придётся им устроить на сеансе! - Магнуссен убирает на минимум звук на телефоне и продолжает говорить в типичной для Котика манере - спокойно и не особо громко. Не смотрит на него принципиально, заполняя усталой рукой последние записи на сегодня о природе своих подопечных, и только на словах обещания неизбежной пытки переводит на Эдварда взор. Как то и ожидалось, Котик занят своими важными делами, будто слово "отдых" ему кто-то намеренно забыл озвучить с самого его рождения. Женщина вздыхает и садится, отбрасывая в сторону блокнот и ручку, словно это какая-то безделица. Она действительно не смущается той возможности, что Поллард может изучить её записи, потому спокойно оставляет их на виду - научная терминология лучше любого замка скрывает истину: - Ты так и хочешь, чтобы я умерла здесь в гордом одиночестве? - спрашивает она мужчину, кивая на его боевые ранения в войне с ванной: - Ты ведь и без меня знаешь, что из нас двоих - ты спасатель, а не я. Искусственное дыхание я и то делаю не так, как это предписывают врачи, - лёгкая усмешка, которую она скрывает от байронического героя, разворачиваясь за обозначенным им пакетом, озаряет её лицо. А вот и старт игры, в которую Грейс с удовольствием вливается, нацепляя кроссовки на ноги и подходя к мужчине, чтобы сесть рядом с ним на колени: - Отдай! Пожалей бедную иголку - ты её сейчас сломаешь, - крайне нагло отбирая у "страдальца" тонкий кусок металла, женщина зажимает его "ушком" между зубами и достаёт антисептик. Крышка бутылочки поддаётся весьма легко даже при наличии мешающих её вскрытию длинных ногтей, благодаря чему свою "помощницу" Магнуссен дезинфицирует достаточно быстро. Предвкушение от издевательств ей едва хватает сил отчаянно скрывать, потому она поспешно принимается оперировать байронического героя - её прохладные руки контрастируют с горячей кожей мужчины ровно настолько же, насколько интимность момента с несвойственной Грейс серьёзностью. Обследуя фронт работы, она пододвигает фонарь так, чтобы тень от её рук не падала на маленькие хитрые заусеницы, и попутно отвечает на внезапную словоохотливость Эдварда: - А ты как думал? Каждое утро воскресенья я развлекаюсь, отстреливая неудачливых прохожих с расстояния в две десятых мили. Знаешь, как бодрит? А по субботам устраиваю в барах настоящий мордобой. Ты бы видел какие сальто я ногами делаю! Загляденье! - осторожно подцепляя кожу, Магнуссен, не отвлекаясь в своих речах, озвученных без эмоциональным тоном, от своего главного занятия, аккуратно вытаскивает по одной заусенице, которые навевают ей мысли о дикобразах. Где Котик умудрился их найти - она отчаянно старается не думать: - А вот по пятницам я уставшая после рабочей недели, поэтому попадаюсь в лапы всяким мерзавцам на "левых" заправках. Жаль, что ты меня в субботу не встретил! Или в воскресенье... - вытащив очередную деревянную зазубренку, Грейс поднимает свой спокойный взор на Котика и мягко, с ноткой нерешительности улыбается его серьёзному лицу: - Ни разу в жизни не держала в руках пистолет. Только в кино видела. А ты тем временем почти спасён, - она продолжает смотреть на Полларда, ни на миг не выпуская его из поля своего зрения, и прицепляет к джемперу иголку, слегка отстраняя от себя ткань, чтобы не уколоться. Её тело действует отдельно от бдительного взгляда, но крайне точно - свободные, ловкие руки легко берут открытую бутылочку с антисептиком и от души поливают щиплющей жидкостью героические раны мужчины - от этого обольстительная в ранее заметной трогательности улыбка Грейс становится только шире и приобретает более естественные её натуре оттенки коварства и дерзости: - Неприятно? Запомни это чувство. Оно должно тебе напоминать о том, что нужно себя беречь! Я не хочу умирать здесь! - тыльной стороной ладони она слабо бьёт мужчину по плечу и, щуря в недовольстве его поведением глаза, закручивает крышку на бутылочке: - Предпочитаю роскошную смерть где-нибудь в спа-салоне. В шоколадной ванной, с полотенцем на голове и колечками огурцов на глазах. Чтобы так хорошо было, что моё старческое сердце не выдержит накала счастья! Кстати, у тебя там что-то кипит, - рукой с бутылочкой  Магнуссен указывает на банку с персиками, обозначая сакральное (нет) значение двоякой фразы, которую она озвучивает намеренно в подобной форме. Говорить про истинное желание умереть во время секса она пока не торопится, как и про ту волнительную эпитафию на могильном камне, которую когда-то давно она придумала в шутку, но всё ещё не отразила в своём завещании - пока что рано, нельзя так сразу добивать "дичь", иначе жаркое утратит свой изысканный вкус. Убивать нужно медленно и сладко, окутывая жертву исключительно приятными мыслями, отгоняющими своими чарующими нотами даже самый тихий аккорд неминуемой опасности. Однако, не смотря на дьявольское в своей жестокости по-женски счастливое настроение, лицо Грейс не выражает ни тени испытываемых ею чувств - только покорность, спокойствие и самую малую толику иронии, отражающуюся ало-золотыми отсветами огня на её коже. Плавно поднимаясь с колен, как ни в чём не бывало, Магнуссен возвращается к кровати, намеренно сохраняя дистанцию, и складывает "инструменты" в импровизированную "аптечку" в виде чёрного пакета: - А зачем ты жаришь персики? - вдруг спрашивает она Котика, садясь на кровать и кидая на него нахмуренный, озадаченный взгляд. Между тем, пока женщина скидывает кроссовки, её посещают мысли о том, что она давно не травилась спасительным табачным дымом, за источником которого и тянется к куртке, уже успев устроиться "по-турецки" на своём ложе. "Нужно срочно закурить, чёрт возьми!"

You know the deal
Don’t make any promises, promises
You know that I can lose my mind, yeah
Fuck it, watch me burn!

"Бежишь, милый. Ну, беги-беги... пока что. Ох, чёрт, взять бы такого на поводок да хорошенько оттрахать, пока не будет молить о пощаде! Да, это стало бы о-о-о-о-очень приятным воспоминанием..." Магнуссен облизывает губы, провожая мужчину взглядом, пожирающим каждый изгиб мускулов на его спине. И не только спине, конечно. Но эта облегающая от влаги футболка... Так и не закуривая, она ложится на кровать, тяжело дыша от вновь ёрзающего жгучей саламандрой внутри желания роскошного мужского тела: широких сильных плеч, в которые фантазия уже впивает женские ногти, оставляя алые следы и сдирая кожу; крепких мускулов, каждый сантиметр которых заворожённо-медленно изучают её ладони; длинных ног, в страстном порыве прижимающихся своим жаром к её ледяной коже; и чертовски крепкой заднице, так и просящей всем своим сексапильным видом звонкого шлепка... Живые образы витают в голове женщины, перехватывая дыхание, и становится по-настоящему жарко теперь уже не от распалённой печки, полыхающей буйным огнём, а от собственного воображения, которому позавидует любая эротическая драма. Грейс, зачарованная своими фантазиями, в сладкой неге проводит холодными пальцами по шее, представляя, как делали бы это руки Эдварда, и её тело непроизвольно начинает извиваться в змеином танце, требуя реального, чувственного продолжения. Она бы могла, как нечего делать, но стоит ли так сразу баловать мужчину восторгающим зрелищем, на которое он непременно придёт полюбоваться, едва заслышав её стоны от шаловливых утех? В её сексуальной программе есть много сюрпризов, которые с её раскрепощённостью женщина легко может притворить в жизнь, но нельзя торопиться, нет, иначе интерес иссякнет столь же легко и быстро, как ему свойственно появляться. Если не у него, то у неё, весьма искушённого любителя плотских наслаждений, уж точно. Нет, просто секс, даже самый страстный и пылкий - пройденный этап в её жизни. Она им пресыщена. Совсем иное дело - эмоции и игры воображения, своими миражами приносящие куда больше удовольствия настоящему гурману. А что до кульминации... уж с ней-то проблем не будет, главное - придать ей невообразимо восхитительный образ таинства и недосягаемости, от которого так отчаянно сносит крышу. С лёгкими нотками заигрываний, разумеется...

Жареные персики, влажные простыни... обычные фразы, приобретающие особый развратный шарм в воображении неудовлетворённого тела. Пытаясь отвлечься на воспоминания о недавнем разговоре, Магнуссен делает себе только хуже, вновь ощущая на ладонях жар от тела Полларда, теплоту костра и глубокое дыхание мужчины вперемешку с короткими изречениями о смысле оружия в жизни человека. Прикрывая глаза, она запрокидывает голову за лежащую под ней руку, словно проваливаясь в свои страстные фантазии. Пересохшая кожа на губах, дьявольское пламя в тёмных глазах и лёгкий запах антисептика - да, после того, что ей хочется сделать с Котиком, эта бутылочка явно понадобится им обоим, и, быть может, даже не одна. "Собственно, а какого чёрта?" В резко распахнутых зелёных глазах читается желание и усмешка. И вправду, что ей терять, когда её так откровенно провоцируют? Не на юную девицу покушается всё же, да и спасать под венцом чью-то честь нет никакого риска. Наслаждение - разве не это её главный ориентир по жизни? Тем более, он ещё никогда не мешал увлекательным играм, которыми живёт Грейс, разбавляя скучную серость реалий. Жаркие воспоминания, порочные страсти, смерть в горячем шоколаде, а ещё лучше во время бурного оргазма - вот что такое по-настоящему чувствовать. По-настоящему жить.

Её рука скользит и дальше по разгорячённому телу, проводя ногтями по ложбинке между грудей, цепляясь ими за ткань чрезмерно тёплого в этот пылающий вечер джемпера, как цепляется разбушевавшееся не на шутку воображение за притягательный образ Котика. Слишком сексапильного и такого волнующего Котика с хищными волчьими глазами, завораживающими своей силой. Холодный, преданный своим идеалам и долгу, не знающий на своём пути преград, жестокий, истинно роковой мужчина - так в своём время на факультативной лекции по физиогномике описала с нескрываемой сталью в голосе профессор, обладающая такими же глазами, подобный типаж мужчины. Сколько предреканий опасности тогда было в  её тоне, сколько сигнальных огней в жестах, призывающих держаться подальше от таких мужчин. Тем временем же Грейс только и думала о том, чтобы однажды укротить столь непокорного зверя, которого бы ни за что не упустила, только мелькни хотя бы его тень на её пути. А Поллард... он всем своим обликом напоминает ей волка в своих диких повадках и грации коварного хищника, вызывая алчное желание зарыться пальцами в жёсткий мех на загривке и хорошенько оттаскать его за те мучения, которые он ей приносит. Безжалостный, холодный, неприступный... сквозь зубы она процеживает едва слышный гортанный рык отчаяния, сводя руки с тела на постель, где её дрожащие пальцы обволакивает шершавое полотно шерстяных одеял. Она зарывается в них, ища хоть какую-то опору, любое препятствие, способное отвлечь её от похотливых мыслей... и находит. Стальной холод касается её ладони, и пальцы сами собой сжимают находку, вытаскивая её на свет. Пистолет лежит на ладони Грейс, как трофей, поблёскивая в полумраке своей опасной красотой. Или же это предвестник неизбежного? Как острый нож для колки льда на первом плане вступительного кадра в самом начале фильма, который своим безмолвным видом заведомо обещает зрителю погибель? Магнуссен тихо усмехается, поглаживая корпус пистолета подушечками пальцев, и выдыхает с невыносимой тяжестью души. "Не думай, Грейс. Наслаждайся игрой, если желаешь заполучить победу!" Она и не думает, кладя на грудь пистолет и добавляя громкости телефону, где играет эротичная песня с фантастическим мужским голосом, полным восхитительной в своей соблазнительности хрипотцы. С кошачьей улыбкой женщина тихо подпевает словам, призывающим смотреть на внутренний пожар, и встаёт с кровати, подхватывая скатывающееся с её тела оружие. "Если в сцене есть пистолет, то он обязательно выстрелит. Что ж, значит, сыграем в русскую рулетку!"

Не спешно двигаясь, Грейс встаёт под музыку на ноги и начинает медленно снимать с себя вещи, прежде откидывая пистолет в сторону мягких одеял: её пальцы поддевают за ворот чёрную ткань джемпера, плавно стаскивая "шерстяные объятья" по тонкой, трепещущей коже; скользят, поигрывая, по обнажившимся плечам, едва касаясь своими подушечками в порхающих скольжениях по телу возбуждённых грудей и одним рывком расстёгивая бюстгальтер, в то же мгновение улетающий прочь вслед за чёрным полотном. Женщина создаёт себе настроение, наслаждаясь музыкой, раскованным танцем и своим пылающим телом с обжигающей льдом бледной кожей. Мягкий поворот и взгляд устремляется на стену, где отражается её силуэт в тёмном, пленяющем своей таинственностью образе. Прикусывая губу, Грейс посылает ему воздушный поцелуй - заигрывает и кокетничает с таинственной тенью волнующими касаниями к бёдрам, грациозно стаскивая с них плотную джинсовую ткань, глухо падающую к её ногам. На теле женщины остаётся последняя кокетливая деталь её гардероба и, кружась в танце, она принимает решение на её счёт, выбирая - безбожно ли издеваться над томящимся телом или не менее порочно волновать похотливую фантазию? Подобно огненным языкам пламени, её тень изгибается в покачивающихся жестах, и Магнуссен решает... взять с собой пистолет. Всё-таки, какая русская рулетка без холодной стали с огненной душой?

- Такой контрастный вечер, - мурлычет Грейс, осторожно ступая по земле шлёпающими в такт её шагов кроссовками с лёгкими шоркающими штрихами. Она смотрит на небо, держа на указательном пальце левой руки пистолет за пусковую скобу, и любуется звёздами в непроглядной тьме, слабо подсвечиваемой подожжённой сигаретой. Женщина оттягивает жаждуемое ею мгновение, вкушая сполна своё чарующее вожделение Эдварда, который смотрится ещё соблазнительнее, чем она могла себе представить - как самый сладкий десерт на восхитительной витрине: - Я тут пистолет прихватила, чтобы никто не застал тебя врасплох, - губы с нескрываемым удовольствием растягиваются в улыбке и Грейс мягкими шагами подходит к мужчине, чтобы положить около него оружие: - Как водичка? - в между прочим спрашивает она, кивая на слабо покачивающуюся гладь, и устремляет свой взор на Полларда. Их глаза находятся на одном уровне, и женщина пристально всматривается в волчий взгляд с пляшущими на дне зрачков огоньками. Поджимает губы, облизывая пересохшую кожу едва проскальзывающим между них кончиком языка, и позволяет пистолету соскользнуть с её руки на слабо поднимающую пыль от удара землю. Желание обладь Эдвардом тяжёлым камнем рвёт изнутри её тёмную душу, но Магнуссен не поддаётся порывам телам прочувствовать каждой клеткой его тепло. Не поддаётся желанию вновь ощутить его поцелуй на своих губах, вдохнуть всей грудью подобный жгучему перцу чили его острый аромат. "Нельзя, Грейс, нет! Держи себя в руках!" - безмолвно кричит она на себя, отбрасывая резким тоном сладострастные мысли в глубь сознания. Нет, не сейчас, не так сразу. Как художник, женщина не может так откровенно пренебрегать шедевром физической красоты, не уделяя ему должного внимания в пожирании взглядом. Нет! Сила искусства в том, что оно позволяет  ласкать вожделенный шедевр только бросая кроткие, нерешительные взоры; любить, наслаждаться им медленным изучением каждого изгиба, каждой тени и полусвета; и трахать лишь полным алчной жадности пронизывающим взглядом, заставляющим бурлить безжизненную кровь. Смотреть и не касаться - вот что значит по-настоящему ценить восхищающую magnum opus, вот за что так высоко ценит Магнуссен искусство! За безграничную силу выдержки, за сладко мучающее томление в желании, за испепеляющую невозможность обладать всецело красотой, способной свести с ума. Как сводит с ума её Поллард, невольно своим видом вынуждая руки тянуться к фотоаппарату, чтобы с лучших ракурсов запечатлеть его совершенство. Да, Грейс не задумываясь посвятила бы Эдварду целую выставку, отражая в монохромных снимках всю красоту его мужского тела и пламенные краски холодных глаз: - Я решила, что ты заскучал без меня, - говорит женщина полушёпотом, хоть как-то стараясь отвлечься от представления, разворачивающегося в её мыслях. Белый фон, грубая ткань рогожки и он - только он на всех снимках, сверкающих в её мыслях резкими вспышками фотоаппарата: - И ведь дотащил же ванную. Ты не перестаёшь меня удивлять, - женщина ухмыляется, покачивая головой, а вспышки всё щелкают и щёлкают в её воображении - глубокая затяжка сигареты своей дымной поволокой должна бы притушить эту невероятную яркость, но может ли? Вопрос, не имеющий ответа, которому Грейс не придаёт значения и плавно встаёт на ноги, занимая место на краю ванной вблизи от мужчины и укрывая себя полупрозрачной сизой пеленой.