Have we gone too far?
Have we lost our minds
I just needed a reason, something natural,
But something wicked came.

Двадцать второй день декабря нарисовался незаметно для календаря две тысячи двадцатого года, и уж тем более совершенно незаметно озарил лучами солнца землю для Магнуссен, за прошедшие трое суток пережившей с Котиком столько событий, сколько она не переживала со всеми своими любовниками за долгие годы еженедельных встреч на широких уютных постелях: ошеломляющее нападение бандитов; внезапную отключку с последующим похищением в эфирном дурмане; не менее внезапный побег, приправленный, хотя что уж там, залитый выше краёв изнуряющим противоборством характеров беглецов и их ядовитыми издёвками; путешествие в призрачный мёртвый город, который байронический герой облюбовал похлеще, чем заядлый семьянин охотничий домик для отдыха, куда положено сбегать мужчинам от своих забот и обязательств; сбившееся со счёта число плотских утех, помимо их бешеного секса в первую ночь, к четвёртым суткам перебравших все часовые диапазоны и чувственные тональности; и, что самое занимательное, даже эпичный и красочный скандал, который Грейс успела устроить Полларду на рассвете понедельника, когда в ответ на её мурлыкающие с ноткой светлой грусти слова сожаления по поводу завершения их страстного уикенда Эдвард "обрадовал" женщину новостью, что её расстройства абсолютно беспочвенны, поскольку они пока что не возвращаются обратно в Финикс и могут, никуда не торопясь, и дальше уподобляться кроликам, пытаясь отчаянно насытиться друг другом, что, учитывая количество синяков и ссадин на их телах, у них получается из рук вон плохо. Утро понедельника после таких откровенных заявлений должно было начаться с отчаянно хлопающей двери или разбитой в порыве злобы хрупкой посуды, но за неимением оных Магнуссен пришлось довольствоваться швырянием пропахших запахом их тел шерстяных одеял в подлого мерзавца, который всё это время утаивал от неё правду. Буря эмоций и сочных эпитетов со стороны Грейс, характеризующих мужчину с самой сволочной стороны личности сыновей Адама, завершились её демонстративным уходом с блокнотом в салун, где она томилась в молчании без сигарет несколько часов, больше портя нервы себе, чем байроническому герою, в чём, конечно же, она никогда не признается.

Тем не менее, как и роман Агаты Кристи, две пачки сигарет все эти дни оставались полностью нетронутыми, не смотря на весьма частые по обыкновению никотиновые ингаляции женщины и обозначившее себя пристрастие Эдварда затянуться табачком в перерывах между сексом. Поэтому к внезапно явившемуся вторнику Магнуссен только распечатывает вторую пачку "Pall Mall" и, милостиво простив мужчину вечером на кануне, читает ему вслух финал второй главы великолепного детектива про убийство в "Восточном экспрессе": - Вагон дёрнуло, - женщина подкуривает сигарету, садясь в своём королевском ложе, кажущемся настоящей периной после шерстяного одеяла на пыльном полу, и осторожно придерживает расставленными пальцами левой руки скатывающуюся с тёмного полотна на её ногах книгу, пока пальцами свободной от печатного издания руки с зажатой в ладони зажигалкой она отнимает от губ после вдоха никотина белоснежную бумажную трубочку:- Мужчины повернулись к окну – стали смотреть, как мимо них проплывает длинный, залитый огнями перрон, - в сопровождении густого дыма на выдохе Магнуссен медленно смакует на языке слова, словно она сама находится в купе вагона и своими же глазами созерцает образ старинного перрона, где разгуливают удивительные дамы в длинных платьях и кокетливых шляпках под руку с элегантными мужчинами в тёплых пальто и фетровых "котелках": - "Восточный экспресс" отправился в трехдневное путешествие по Европе... - Грейс переворачивает лист и закрывает книгу, зажимая указательный палец между станиц с новой главой, названной "Пуаро отказывает клиенту": - Видишь, Котик, даже поезд всего три дня катается по всей Европе, а мы здесь четвёртые сутки прячемся. Может быть про нас уже все забыли, и мы можем вернуться обратно к людям? - спрашивает она мужчину, вдыхая очередную порцию дыма и не забывая заодно очень "тонко" намекнуть ему о причине недавнего скандала. Её испещрённая ссадинами и синяками рука с тлеющей сигаретой по привычке тянется к телефону, вечно дребезжащему от звонков и сообщений, но едва касание её пальцев не вызывает никакой реакции со стороны смартфона, женщина вспоминает, что ещё позапрошлым вечером измученное ролью mp3-плеера мобильное устройство издало последний жалостливый писк перед тем, как окончательно разрядиться, и теперь, обиженное и угнетённое её неподобающим обращение с ним, не станет общаться, пока не получит порцию зарядки, выставленную Грейс в счёт в качестве безжалостного ультиматума. Магнуссен с горьким выдохом откидывает его обратно к стене и переводит взгляд на Эдварда, продолжая смаковать табачную горечь: - Что ты на меня так смотришь? Мне ещё почитать? Или ты уже вдоволь наслушался моего прекрасного голоса? - самовлюблённая улыбка в высшей степени обожающей себя женщины озаряет лицо Грейс, и она ложится на бок, зажимая сигарету в зубах и старательно заминая уголок книжной странички детектива, расположившегося на краю кровати.

Атмосфера в адобе царит достаточно тихая и умиротворённая, не смотря на периодически скользящие изучающие взгляды женщины и мужчины по изгибам тел друг друга. В своих глубоких затяжках никотиновым седативным Магнуссен думает об Эдварде - всё так же довольно мрачном в своём немногословии, и себе, по-прежнему отчаянно желающей его. Хаотичные мысли женщины витают вокруг воспоминаний и собственных ощущений, пытаясь выявить тот ненормальный катализатор, который неустанно поддерживает в ней взрывную реакцию похоти в адрес байронического героя. Раздумывая на эту тему в предшествующие уикенду две убийственные для её психики недели, она свято верила, что стоит ей всего раз переспать с Поллардом, как уничтожающий её гештальт захлопнет свою прожорливую пасть, оставляя в покое строптивую женскую душу. Так всегда ведь происходило, когда на пути Грейс встречался таинственный незнакомец, к которому она воспылала сексуальным желанием - случайный секс, добываемый ею едва ли не по щелчку пальцев в соответствующих заведениях, куда стекаются толпами люди, чтобы на краткий миг жизни не ощущать себя одинокими или просто утолить физические потребности, решал проблему раз и навсегда, больше не сводя две беспутные судьбы на одной территории. Таким же образом он решал и проблему обуявшей страсти с её постоянными любовниками, ставшими таковыми после устроившей Магнуссен первой ночи, зарекомендовавшей себя не только выгодным положением мужчин или женщин вне интимной жизни, но и схожестью аппетитов и пристрастий в горизонтальной (и не только) плоскости - гештальт закрывался, ставя крыжик около имени очередного "спортивного" достижения, а дальше следовало обычное постоянное удовлетворение - не разочаровывающее в своём качестве, но и не преподносящее особых сюрпризов кроме кратких мгновений новых с этими партнёрами, но не в целом для женщины экспериментов в постели. Вот только с Котиком, её мрачным байроническим героем всё обстоит совершенно иначе, и надоедливый в часы покоя вопрос "почему" не покидает мысли Магнуссен, порождая новый, уже философский гештальт в её сознании. Чёртовы гештальты, не дарующие пылкой женской душе покоя, производят друг друга один за одним, вытекая последующими из предыдущих и активно размножаясь почкованием, как чье-то пропитанное ядом ненависти проклятье, от которого не спастись даже на самом краю света. Грейс смотрит на Эдварда, вглядываясь в глубину темноты его глаз, в оттенок его горячей кожи и свежие раны на его губах, оставленные на память её неконтролируемой к нему страстью, в отчаянной попытке найти причину, по которой он возбуждает в ней неукротимые, базовые, первобытные инстинкты. Ищет с таким же рвением причину и в себе, ищет её в его характере, ставшем более близким и понятным ей после проведённого в плотских утехах времени. В отличие от большинства людей Магнуссен всегда считала глупостью предубеждение о том, что секс всё усложняет. В её представлении мира всё обстоит совершенно иначе, и именно секс, по её сугубо личному мнению, лучше всего помогает людям сблизиться и понять друг друга, если правильно читать выказываемые в нём проявления характеров любовников. Вот только Эдвард - натура столь же сложная и противоречивая, как учебник по физике на китайском языке для первоклассника-американца, по причине чего изучение его натуры даётся Грейс с большим трудом и не менее мощным в своей силе проявляемым к этому изучению упорством, как у того самого первоклашки, трепетно желающего заполучить одобрение родителей за счёт хороших отметок. Она смотрит на мужчину, улыбаясь ему и любуясь атлетическими очертания его фигуры, вслушиваясь в ритм его дыхания и вкушая излучаемую им энергетику, но так и не находит ответа на мучительный вопрос, теперь уже мешающий закрытию двух посвящённых Котику гештальтов, оккупирующих её сознание. Она смотрит на него и думает о нём же, туша сигарету в жестяной банке из под любимых Поллардом жареных персиков по вечерам и отпивая глоток поостывшего кофе, кажется, совершенно не утоляющего гнетущую её губительную жажду.

Living in a fantasy
High and beyond our fantasy
Rocking inside a fantasy
Never say never again

А люди говорят, что мечты не сбываются - да разве это правда? Какой человек в мире, хотя бы раз прочитав приключенческую историю или засмотревшись на супергеройский фильм, не мечтает оказаться в подобной ситуации и попробовать на вкус волнительные ощущения эпопеи, полной опасностей и бешеного адреналина? Прочувствовать весь каскад эмоций подобный шипучке, брошенной в стакан с кока-колой, когда всё внутри бурлит и возбуждает каждый нерв, наполняя тело сумасшедшей эйфорией? Когда каждое мгновение может стать последним! Чтобы кто не говорил, но хотя бы раз за всю жизнь, пускай и в скоротечные минуты меланхолии по чудесам, этого хочет любой человек на планете, представляя себя в прекрасных фантазиях, разумеется, в роли победителя, а не проигравшего. О подобном когда-то мечтала и Грейс - в пору своей юности, когда приключения особенно волнуют пытливый подростковый ум, маня к себе несравненной в своём великолепии линией горизонта и бесконечной дорогой, насыщенной яркими впечатлениями. Смирилась ли она с неизбежным? С серостью и скукой взрослой жизни? От части, разумеется, да, но не всецело, потому и ухватилась за возможность воплотить сказку в реальности, отчаянно последовав за Поллардом в земли мёртвого города, хотя и понимала на подкорке мозга, что финал этой истории может стать для неё весьма трагичным. Однако Магнуссен не смогла отказаться от шанса испытать на себе всю магию волшебства приключений и вот так безумно рискнула, поставив на карту всё, даже свою жизнь, ради искрящих красок захватывающего путешествия. Конечно, на её решение (а откровенно говоря и не всецело её собственное) повлияло много факторов, в том числе и общая безвыходность ситуации, в которой она оказалась, но эмоциональные реакции на происходящее были в её единоличной власти. И бессмысленно отрицать, что на подобный шаг женщина решилась легко, толком даже не задумываясь и почти беспрепятственно отдавшись на волю Эдварда в их вероломном побеге от бандитской группировки. Кому только сказать, она - простой человек, не замешанный в криминальных делах, прозябающий по вселенским меркам в тривиальной жизни, вдруг стала эпицентром грандиозного переполоха! Словно типичная героиня подросткового фентези, где обязательно присутствует обычно-необычная девушка, случайно попадающая в передрягу, грозящую апокалипсисом для всего мира, которую спасает от тёмных сил, вызывающий испепеляющее обожание юных девичьих сердец, мрачный байронический герой с ворохом тайн из прошлого. Безусловно, Грейс была и остаётся мечтательницей, хотя и прячет под маской закоренелой стервы томящегся на дне души любопытного ребёнка, воспринимающего этот мир подобным фейерверку завораживающим чудом! Отсюда и её любовь к очаровывающему прошлому, где на страницах старых детективов госпожи Кристи показаны во всей красе только дивные дамские кружева и элегантные трубки с табаком в мужских руках, а не истинная отвратительность бытия того времени; отсюда и её пристрастие к детективам в целом, а в особенности к восхитительным творениям прекрасной англичанки, где всегда есть закруженный сюжет, всю хитрость которого, изысканно поправляя усы, с потрясающей изящностью распутывает бельгийский гедонист, мучающий своего помощника невероятной дотошностью и щепетильностью во всём - от изучаемых маленькими серыми клеточками едва важных поначалу деталей до идеально накрахмаленных воротничков белоснежных рубашек, но не вызывающий у читателя рьяного недовольства, какое часто испытывают люди в общении с подобными персонажами. Всё дивно, красочно и так волнительно, что захватывает дух!

Именно так свой близящийся к недельному уикенд воспринимает и Магнуссен - как невероятное приключение, где она - обычно-необычная героиня, попавшая в мирового масштаба передрягу, а Котик - её личный байронический герой, спасающий её в пустынных землях от могущества тёмных сил. Сказка одним словом! И только Поллард воспринимает серьёзно подоплёку этого дивного миража, готовясь к проявлениям неотвратимой реальности, а Грейс - просто наслаждается чудесными эмоциями от приключения, в которое она втянулась по самую макушку. В каком-то смысле для Эдварда это действительно скорее благо, чем вред, ведь именно благодаря этому неадекватному восприятию ситуации Грейс прибывает в относительном спокойствии и мало-мальски мешает ему своей неуёмной энергичностью. Лёгкие всплески бурлящих эмоций, свойственные женщинами её типажа, и вовсе можно не брать в расчёт, ведь смотри Магнуссен на происходящее не сквозь стёкла розовых очков мечтательной девчонки, а трезвым взглядом взрослого человека, мужчине пришлось бы гораздо хуже от накала тех страстей, которые она обрушила бы на него вулканическим взрывом. Это в эйфории женщина вальяжно оккупирует кровать, напевая себе под нос любимые песни, пока блокнот заполняется кардиограммой душевных проблем её пациентов, рисующихся чёрной шариковой ручкой в остром почерке; или же пока она эмоционально читает своему байроническому герою расследование Пуаро, меняя интонации и жестикулируя руками в своём маленьком театре одного актёра "на диване". Но посмотри Грейс на мир его глазами, Полларду пришлось бы пережить страшное зрелище, которое было бы похуже гладиаторских боёв в её бешеных метаниях из стороны в сторону из-за невозможности усидеть на месте от переизбытках охватывающих её чувств. Случись так, Магнуссен непременно лезла бы носом в его дела, стремясь помочь поскорее разделаться с нависшей дамокловым мечом над их головами опасностью, через раз закатывала бы мужчине скандал, найдя для него повод в его словах и решительных действиях (да и без повода закатывала бы тоже), и нещадно уничтожала бы и без того хрупкую идиллию их перемирия, пока не нарвалась бы на ещё большие неприятности либо в лице самого же Полларда, либо где-то ещё. Однако Эдварда по праву можно считать счастливчиком, которого возможная буря зацепила лишь лёгким ветерком слабой женской нервозности по утру понедельника и переменной облачностью её высказываний на счёт приготавливаемого им кофе - к остальному Грейс остаётся достаточно равнодушной, не особо переживая по поводу однообразной еды и неудобного спального ложа, ведь мужчина так завораживающе услаждает её взор умелым обустраиванием быта и скрашивает неидеальности города-призрака своими страстными ласками - ради такого животрепещущего зрелища подобные мелочи она готова потерпеть. Тем не менее, без ароматного кофе, отсутствие которого больше тревожит Магнуссен скорее из-за скуки, обуревающей ею, когда Котик оставляет женщину один на один с её демонами незакрытых гештальтов и уходит куда-то в пустынные земли, чем от реального недостатка подслащённого кофеина, она становится неприятно раздражительной и нервной. Да и то вероятнее всего эта нервозность - не более, чем проявление пассивной агрессии на таинственность Эдварда и пасмурность рутинных часов ожидания его возвращения в слишком долгих для неё периодах неприкаянности, которой женщина мстит байроническому герою, не высказывая из гордости вслух истинные причины этого состояния и подозревая не выказываемую из гордости Поллардом ненависть к подобным выкрутасам. Не показывать - он, конечно, не показывает, но Грейс эмпатически ощущает, как в глубине души его бесят подобные капризы, приправленные эмоциональными бурями, и это осознание самую малость умасливает её возмущённое женское любопытство, не получающее должного отклика со стороны Эдварда.

Потому, когда мужчина ошарашивает Магнуссен странным вопросом и последующим за ним предложением, хотя, скорее, просто фактом из будущего, которое станет последствием решения Полларда, принятого им за них обоих, реакция женщины искрится куда большими красками, чем можно было ожидать. Вначале, внимательно слушая серьёзный тон Эдварда, вещающий о парных танцах, Грейс едва не давится до смерти кофе, накануне заботливо приготовленным им же. Ни то, чтобы напиток можно назвать ядом - откровенно говоря, вполне себе неплохой эликсир бодрости, который она ругает исключительно из вредности натуры и желания действий да какой-то новизны, но именно он застревает в горле, когда, как гром среди ясного неба, в стенах адобы звучит вопиюще-неожиданный вопрос байронического героя. Но затем, когда, от души прокашлявшись и смерив ошарашенным взором Котика, Грейс осознаёт смысл следующих за дилеммой танго слов, ловко переводимых на другую тему - крайне радостную и желанную ею, Магнуссен, словно ребёнок, подпрыгивает на месте и хлопает в ладоши, поспешно переходя в бешеные скачки по адобе с воплями о том, какой Эдвард замечательный и неповторимый: - Святая Агнесса, да! Да! Мы едем за кофе! За великолепным кофе с ароматной пенкой! Да! Господь услышал мои молитвы и направил Котика на путь истины! Эдвард, ты не представляешь, как я счастлива! Ты просто чудо! Мца! - подлетая в безудержном ликовании к Полларду, Грейс звонко целует его в щёку и стискивает в крепких объятьях, продолжая излучать подобное атомному взрыву счастье. - Ладно тебе, не зуди, ты зато мой личный байронический герой! Ну, хорошо, и кофе ты неплохо готовишь, но есть к чему стремиться! Ты ведь перфекционист до мозга костей! И не спорь! Ты превратил ванную в адский котёл, что говорит обо всём! Так что и мастерство приготовления кофе ты добьёшь до божественного уровня - я нисколько не сомневаюсь! И я буду обожать тебя и называть лучшим баристой в мире! Мы едем в Финикс! Аве! Аве тебе, Котик! - отлипая от мужчины после неудачной попытки задушить его своей радостью и оглушить безудержным восторгом, Магнуссен снова принимается прыгать и танцевать по адобе, но уже с примесью более разумных действий. Напевая всё так же не без фальши радостную песню про жизнь в фантазиях, женщина второпях (пока Эдвард не передумал) напяливает на себя тёплый свитер и расчёсывает ещё не высохшие после (на этот раз одиночного) купания волосы, старательно приводя их в приглядный вид. Жест за жестом и прядка к прядке - во время своих прихорашиваний она смотрит на Полларда с широкой улыбкой, пританцовывая на месте, и словно по волшебству обыкновенно занимаемая не меньше четверти часа процедура укладки непослушных волос обходится ей в трату не более, чем пяти минут, сразу же после которых любительница кофе с ароматной пенкой в темпе вальса наряжается в куртку, в карман которой в одну секунду падает пачка с сигаретами и зажигалкой: - Я готова! - победоносно вопит Грейс, поднимая вверх согнутые в локтях руки, и тот час кривится на смиряющий её образ скептический взор мужчины. - Что-о-о-о? - недоумевающе протягивает Магнуссен и, проследив за кивком Эдварда, заливается смехом, смотря на свои обнажённые ступни. - А! Точно! Кроссовки забыла! - спохватывается она и быстро засовывает ноги в обувь, в прыжках выравнивая пятки. - Всё! Теперь точно готова! Ну, что, я - молодец? Уложилась в сроки? Скажи "да", Котик, скажи "да"! Уау! Мы едем в Финикс!

I, I keep a record of the wreckage of my life
I gotta recognize the weapon in my mind
No, I won't smile, but I'll show you my teeth
Someone like me can be a real nightmare, completely aware

"И-и-и-и... всё?!"

Грейс так и стоит посреди адобы в победоносной позе и с явно сникшей улыбкой, превращающейся от одного чёткого действия мужчины к другому в тонкую линию затуманенного горизонта поджатых бледных губ, и силится понять, как же так оно вышло, что едва уверовав в возникшую стабильность трафика взаимопонимания между ней и Котиком, залогом которой послужили, как показалось женщине, нотки тёплой иронии в словах Эдварда про его талант баристы, реальность, улучив совершенно внезапный момент, беспощадно начинает крушить её мечты и счастье, отвешивая Магнуссен эффектную затрещину в виде "типичного кирпича", которым только и можно охарактеризовать весь спектр невербалики, какую в обычном общении выказывает Поллард. Деньги, документы, оружие, штаны, будь они не ладны - бессердечная сука-жизнь показывает Грейс во всём обилии своих уничтожающих, кислотных красок, что это важнее, это ценнее и нужнее, чем весь тот уютный микроклимат, который целых четыре дня, ходя с закрытыми глазами даже не по тонкому льду, а по едва заметным раскалённым камням в лавовом потоке, она изо всех сил выстраивала в этом забытом всеми богами мира мёртвом городе, чтобы хотя бы маленькая тёплая адоба посреди пустыни дышала жизнью и мало-мальски уютным спокойствием. Ведь для неё невыносимо по своей природе существовать в вынужденном бездействии, нахождении, пребывании - называйте это как угодно, если атмосфера вокруг напоминает кладбище Сталл на Среднем Западе Америки. И как ею ощущалось всю дорогу их знакомства, не смотря на всю свою байроничность, её мрачный герой тоже не против привнести немного фейерверков в эту ржаво-выцветшую панораму заброшенного уголка Аризоны. И именно для него, стремясь доступными ей способами отблагодарить мужчину за все его старания, она устраивала свой театр одного актёра: замешивала иронию, выпекала сарказм, украшала своё эмоциональное изделие спектаклем с чтением детектива в лицах и даже подготовила в качестве вишенки на взбитых сливках ласковую ругань того же чёртова кофе! Делала всё, что только могла, чтобы хотя в этот уикенд он тоже не остался без подарка и получил своё приключение в виде яркой человеческой жизни, какой, она готова биться об заклад, у него там, за пределами Голд-Сити, в реальности, в Финиксе, куда в отличие от неё он не особо рвётся, у него нет. Ну, а что Котик делает в ответ на её эмоциональную заботу? Он, как бравый непробиваемый Терминатор, действует ещё круче, чем сука-жизнь, совершенно игнорируя женщину в своих активных сборах и являя ей от вещи к вещи всё более и более хмурую физиономию, от вида которой у Грейс складывается ощущение, словно вместо своей по-детски откровенной радости она подсунула ему под нос тушку дохлого скунса и затребовала от него счастья при виде этого безобразия! Хотя и особого счастья она от него не ждала - по факту ей хватило бы и сдержанной улыбки, которую (она знает - она видела!) он умеет выражать в своей мимике, не взирая на весь его вечно недовольный женщиной образ, но по итогу она имеет "наслаждение" лицезреть лишь его холодное, отстранённое безразличие, похожее на предвещающие град чёрные облака, которое настигает и её своей непогодой, в след за ними заполняющей салон бедолаги Форда.

Весь восторг от часового катания на машине если и может волновать душу Магнуссен, то не более, чем где-то в непроглядной глубине, поддерживаемый бледнеющей на фоне её истинных раздумий приятной мыслью об приближающейся встрече с ароматным кофе. Всё путешествие Грейс молчит и не отводит своего взора от пассажирского окна, смотря неотрывно вдаль, но не видя там нечего за туманной пеленой прокручиваемого на патефонной скрипучей пластинке эпизода её радости, которую отвергли, как прокажённую, "жители" внутреннего мира мужчины. В кабине Форда царит тишина, разбавляемая лишь грохотом мотора, где каждый думает о своём. О чём думает Эдвард - одному Дьяволу известно, а вот женщина никак не может прийти в себя, покусывая губы и накручивая и без того взвинченные нервы тщетными попытками понять что именно произошло и почему привело к такому исходу, от которого всё внутри леденеет, как в заснеженной пустыне Аляски. "Вот что, чёрт бы его побрал, его не устраивает? Что могло произойти такого, что он снова злится? Ну, пошутила я про его готовку кофе, но ведь не мрачнеть же так из-за этого! Я всё время шутила и, кажется, он был спокоен. А, может быть, скрывал? А, может быть, что-то случилось в его бунгало брутального Тарзана, куда он всё время от меня сбегает? И ЧТО могло там ТАКОГО случиться? Обезьяны стащили динамит? Любимую машинку разгрыз зловредный шакал? Навозный жук нагадил в тапки?!" Магнуссен по прошествии времени переводит взгляд на Эдварда, внимательно изучая его напряжённое тело: то, как крепко мужчина держит руль, который вот-вот и оторвётся, как судорожно сведены брови в его тяжёлых раздумьях не пойми о чём - она хмурится не меньше и покусывает сломанный ноготь, пытаясь найти ответ если не в своей голове, то хотя бы в движениях байронического героя, больше обычного засевшего в неприступный бункер молчания. Смотрит и не понимает, но тут Поллард со всей свойственной ему внезапностью реакций наконец-то открывает рот спустя целый час, будто вспоминая, что у него есть способность к воспроизведению слов - Грейс сразу же просветляется в выражении своего лица и садится ровнее, слушая вступление будто бы к какому-то забавному приключенческому рассказу, где "один его знакомый... что-то натворил", но вместо этого Котик выдаёт реплику, посвящённую бытовой психологии, после которой Магнуссен его уже не слышит. "Страхи? Методы их преодоления? К чему он это сказал, молча всю дорогу? Какие ещё страхи?! Четыре дня сидели спокойно, а теперь страхи? Святая Агнесса, да что же произошло?! Может это всё-таки я виновата? Может быть я что-то не так сделала? Напомнила дурное? Сковырнула детскую травму? Подростковую? Взрослую что ли?! Чем? Своей радостью? У него на радость аллергия?! Или чем? Что же я сделала не так, что он выдаёт мне такие перлы? К его "игрушкам" я не лезла - это точно. На благоустройство ЕГО территории тоже не покушалась - ни разу. В сексе что-то дурацкое ляпнула? Я вообще разве что-то говорила? Или всё-таки говорила? Да нет же, мне было не до разговоров. И после ничего такого не обсуждали. Где я тогда так проштрафилась, что он который час сидит суровее Азорского антициклона? И как теперь мне это неизвестное отвратительное ЧТО-ТО исправить в нормальное НЕЧТО?!"

От сломанного ногтя Грейс откусывает ещё кусочек и резко приходит в себя. Душевное состояние - встревоженное, взволнованное, напряженное, как ток в розетке, куда не надо лезть пальцами, а она всё равно лезет - обрушивается на женщину камнепадом, выбивая почву из под ног. Она быстро открывает окошко со своей стороны и выплёвывает с зубов острый кусочек гель-лака, дёргаясь от ветра, хлещущего в лицо. Прохладный, свежий, но такой до изнурения одинокий поток воздуха вызывает по телу дрожь, и рука сама собой тянется за сигаретой. Щелчок зажигалки вызывает искры и вспыхивающее жёлто-синее пламя, заливающее невзрачный табак алым огоньком. Она затягивается и смотрит на тяжёлом выдохе дыма вдаль, вновь отвлекаясь от своих мучительных раздумий на голос Эдварда: - Я ничего и не говорила. Просто думала о том, как ненавижу Рождество.., - она не лжёт, обозначая своё отношение и свои мысли. Сама того не замечая, во внутреннем диалоге с самой собой, где главным предметом разговора является Поллард, она невольно, анализируя их попутным рейсом, вытаскивает из памяти воспоминания о похожих жизненных моментах, которые чаще всего случались с ней в канун Рождества. Всё её детство, всю её юность всегда в один и тот же период, когда детское восприятие впечатлительнее обычного и острее ощущает всё происходящее. В ту пору, ещё из рук вон плохо справляясь с рефлексией, она не понимала за буйством красок праздничной бутафории как отчаянно, как невыносимо она ненавидит Рождество! Детские воспоминания об этом празднике, точнее, по большей части отсутствие увлекательных реминисценций, к нынешнему времени мало что могут сказать ей о собственных чувствах кроме серости и невзрачности эмоционального фона, но вот этюды её юности - тех декабрей, которые Магнуссен проводила в пансионате, в которых в её жизни появилась Она и тихое счастье в Её доме с Её отцом, в чём-то похожем в своей скупости эмоций с Поллардом, под своей яркой обёрткой хранят тухлые, источающие зловонье горькой ненужности и убивающего одиночества ощущения неокрепшей Грейси. Грейси, да, именно так её называли в неродном доме, где почему-то ей всегда были рады больше, чем в собственном. Где ей улыбалась сверкающая, нарядная ёлка с всегда припрятанным для неё подарком в шелестящей красной обёртке с огромным бантом, которую по традиции для неё выбирал добродушный каскадёр на пару с нежно-розовой для его дочери. Где для неё всегда находилась чашка слишком сладкого горячего шоколада с огромной горой зефирок, вечно падающих на весёлую праздничную пижаму. Где ей не запрещали не спать до утра, болтать до утра, дурачиться круглые сутки и никогда не ругали за то изобилие эмоций, которое неслось впереди неё на всех порах. В том доме, где лет с одиннадцати она праздновала Рождество, становившееся громким и суматошным за счёт одного её присутствия, никто не подавал виду, что на её лице заметны слёзы, когда после телефонного разговора с родителями она, положив трубку, в молчании сидела на кухне, хаотично топя разноцветные зефирки в почти чёрном тягучем шоколаде. Каждый раз Грейси звонила семье сначала из пансионата, а потом из этого дома, поздравляла родителей с праздниками и с вызовом заявляла, что снова, и в этот раз, как и в прошлый, она... не... приедет... на праздники - гордо, чётко, словно выверенный удар острого лезвия ножа девчушка скандировала свои восторги о том, как она счастлива и как ей хорошо, но даже не замечала, что в самых отдалённых интонациях своей бравады Грейси выдавала истинную надежду на то, что парад её слов оборвут и потребуют вернуться домой - к её родителям, в её родной дом, в их гостиную, к нашей роскошной ёлке. Но вместо этого каждый раз до её ушей доносились слова одобрения её положения, укоры в сторону её эмоций и это злосчастное "МЫ", сопровождающееся уничтожающими её подробностями о том, куда заведомо без неё собрались отправиться родители в последующие праздничные дни. Мы - слово, которое с той же отчаянной ненавистью не выносит Грейс, как и всю суматоху Рождества, облачившуюся в тот же эмоциональный наряд после Её ухода. Мы - слово, отделяющее, отрезающее её от всех и всего, что ей дорого. Слово-проклятье, которое с тех пор, как она осталась одна, женщина ни разу не произносила до недавнего момента. Конечно же, как она сразу не догадалась? Проблема была именно в этом - в этом чёртовом слове, про которое она успела забыть, давно не смакуя на языке его истинную прогорклость. Вспоминая о нём, Магнуссен вновь испытывает те же ощущения, какие испытывала Грейси, кладя трубку после нравоучений по поводу её излишней эмоциональности, позорящей родителей своей несдержанностью, после довольных интонаций, связанных с её отсутствием, после омерзительного "а мы собираемся поехать в..." очередной край света, где нет её. И Грейс делает очередную глубокую затяжку, надеясь, что влажная пелена на глазах не заметна байроническому герою, да и если заметна, то будет списана на летящий ей в лицо дым сигареты из-за ветра из полностью открытого окна. Она затягивается всё глубже и тяжелее, испытывая всю силу позабытых чувств, пока они не доводят её напряжённость до того пика, когда мрачное молчание срывается с катушек и, словно разбомбленная плотина, обрушивает на тихий мир бушующие потоки слов: - Что я сделала, Эдвард? Что... опять... я сделала... не... так, что ты сидишь с таким видом, словно я на твоих глазах оторвала голыми руками голову беззащитному утёнку? ЧТО, ЧЁРТ ТЕБЯ ВОЗЬМИ?! Обругала твой кофе? Хорошо, извини, я и подумать не могла, что ты так трепетно к нему относишься! ИЗ-ВИ-НИ! Этого достаточно? Или что мне сделать? Что мне нужно делать, чтобы ты не смотрел на меня ТАК?! ЧТО?! Не тосковать по латте? Отлично! К чёрту латте! К чёрту все! Знаешь, что? Нет, правда? Мне ТАКОЙ кофе не нужен! Разворачивайся! Поехали обратно - будем сидеть в засаде и прятаться, пока я там не сдохну, чтобы ты был уверен, что нас точно никто не убьёт! РАЗВОРАЧИВАЙСЯ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Your past times consisted of the strange
And twisted and deranged
And I love that little game you had called
"Crying Lightning"

От издевающихся слов Эдварда, от собственных бешеных эмоций Грейс тепловое перо ментального электрокардиографа рисует на бумажной ленте самые высокие и острые зубцы, носясь, как сумасшедшее, с почти неразличимыми интервалами по клетчатой розовой полосе. Одно слово - и шкала подскакивает вверх, другое - будто с обрыва пикирует вниз с невероятной скоростью. Линия за линией - они чётко отражают возмущённое биение сердца женщины, глухими, тяжёлыми ударами пульсирующее в её висках. Колотятся, как испуганная пташка, загнанная в тиски крошечных стен клетки. Мгновение за мгновением. Слово за словом. Удар за ударом. Магнуссен не дышала, пока чеканила свою безудержную вспышку гнева, да и сейчас всё ещё пропускает вдохи, с пеленой ярости перед глазами слушая ответ собеседника. Собеседник... как сложно применять это определение к человеку, озвучивающему больше пары фраз в своих репликах только под кнутами свирепых восклицаний, загоняющих его мёртвое молчание в тупик, будто двери его бункера только и настроены ржаво скрипеть издёвками лишь на громкий голос, материализующий тишину и вынуждающий её неистово вибрировать под его мощью, как динамики под действием высокоуровневого тока. Собеседник... знаком ли Полларду хотя бы примерный смысл этого выражения? Или за своими заслонами он и вовсе позабыл, что для людей нормально и естественно принимать участие в беседе, вообще в принципе заниматься обсуждением возникающих вопросов, а не разруливать их, ведя диалоги исключительно в своей черепной коробке? Не единолично. Не без причастности к решению со стороны других, словно рядом и не люди вовсе, а шахматные фигуры, которые он двигает в своей таинственной стратегии на нужные клетки по шахматной доске, как вещи, лишённые личных чувств и желаний и только и нужные для того, чтобы слепо исполнять его волю. Именно такие ощущения испытывает Грейс - чувствует себя вещью, которую можно использовать, с которой можно не считаться, которую можно выбросить на передовую, как пушечное мясо, судьба которого не сильно-то и значима в масштабах вселенной Эдварда. Незримое тепловое перо подскакивает и летит вниз всё резче и быстрее от каждого слова мужчины, своей бесчувственной иронией сотрясающей внутренний мир Магнуссен, как безжалостная бомбардировка. Она прямо подпрыгивает на месте от его слов, так издевательски цепляющихся за шутливые, неуместные в подобной ситуации детали. Возможно, конечно, Поллард так стремится развеять тучи её гнева над своей головой, но добивается лишь сгущения их красок и бешенства в душе женщины. "Уточки! Ну, конечно, безмозглые птицы куда важнее меня! Они ведь станут кормом рано или поздно, а что от меня полезного? Как там он говорил? Только напрасно трачу кислород больше форда?! Вот и все успехи?! Действительно, проще избавиться! Это ведь всё на что я гожусь - использовать и вышвырнуть и то лучше, если с смертельным исходом, где замарают руки другие! Да, в этом весь он - рассчитать действия так, чтобы пешки были съедены ферзями, давящимися своей наживой, пока он точно метит выстрел между глаз! Вот он - идеальный гамбит его партии, беспрекословно завершающийся абсолютной победой, не оставляющей и следа от использованных фигур! А я, идиотка, пытаюсь взывать к человечности, итак и эдак ища пути к взаимопониманию, не входящему в его холодный расчёт! Что ж, Грейс Магнуссен, твои просчёты ещё фатальнее, чем можно было подумать. Мало того, что ты дура, как женщина, так ещё и хреновый психолог, не раскусивший ту очевидную истину, что у этого объекта настолько железная воля, настолько ледяной рассудок, что ни один твой эмоциональный выпад не может зацепить струны его души, потому что их нет, чёрт возьми, их просто нет! В этой математической системе нет места порывам души, нет даже к этому предрасположенности, какой-то тяги, которую ты так отчаянно и глупо пыталась найти - все эти его слабо проявляемые эмоции не более, чем необходимые функции для взаимодействия с чуть заметнее трепещущимися, чем шахматные фигуры, существами, называемыми людьми. Маскировка, за счёт которой хищник вызывает доверие у жертвы, чтобы она подобралась поближе и расслабилась, позволяя ему захватить её в капкан. Один расчёт и ничего более. Тонкая игра манипулирования, которой он не понятно где научился, но его корифеи явно были мастерами своего дела! Он даже тебя обманул, Грейс. Тебя, мать твою, человека, играющего в эти игры изо дня в день на протяжении десятков лет! И как ты только могла так тупо на это развестись?!"

Женщина хмыкает, слушая разъяснения Полларда, выставляющие её ещё большей дурой, чем прежде, своим будто бы ненавязчивым финальным вопросом. Магнуссен молчит, на этот раз внимательно отслеживая не свои чувства, а слова и движения мужчины, этого чёртового паука, окручивающего её своей удушающей паутиной. Вот уж кто действительно здесь профессиональный психолог! Как идеально подобран весь алгоритм его действий! Сначала разозлить, потом приманить растерзанный эмоциональный фон добычи подслащённым мнимым доверием, выражающимся в  раскрытии деталей плана, словно своими откровенными чувствами она завоёвывает честь быть посвящённой в великое таинство, и следом восхитительный финал - сократить дистанцию, сблизиться, чтобы на подсознательном, животном уровне заставить ощутить благосклонность, вслушаться в слова, так красиво завёрнутые в лживую заботу о её безопасности! Маленькая трагедия из прошлого, бегло обозначенная, чтобы на пределе работающая внимательность женщины вцепилась в неё, как в спасательный круг, сдерживающий бурю эмоций, рвущую её саму изнутри, своим стальным обручем - расчёт на естественное стремление инкубатора выжить и вставить в головоломку недостающий пазл, так идеально подходящий для завершения картины, но чуть отличающийся выцветшими тонами, как плохо пропечатанный кусок иллюстрации! Ведь это так прекрасно объясняет его поведение! Маленькая трагедия, ставшая для него по краткости описания настоящим апокалипсисом, которого Эдвард теперь так отчаянно пытается избежать! Затрагивающая глубинные чувства, от которых он будто бы закрылся, пытаясь спасти свой внутренний мир. Влюблённость обернувшаяся коллапсом его души, руины которой он пытается выстроить за щитом своей отчуждённости! Грейс с холодящим ужасом в глазах смотрит на мужчину, шокированная той истиной, которую она всю дорогу не замечала под состряпанной ею же личиной байронического героя! Как жестока всё-таки психика людей! Как же сильно она заточена под ложь ради спасения! И его слова... ох, как хорошо они подобраны под суть её эмоциональной натуры, готовой купиться на них, как идеально подобранное искусственным интеллектом в навязчивой рекламе лучшее из всех возможных предложение, созданное в совершенстве под поисковые запросы покупателя! Слова, интонации, жесты - теперь Магнуссен видит как должна выглядеть идеальная игра на бродвейских подмостках, до уровня которой она, действительно это стоит признать, ни то, что даже не дотягивает, а не стояла и близко рядом с ним! И судорожно дёргающееся тепловое перо едва ли не рвёт бумажную ленту своими остервенелыми рывками пока не замирает в внезапной остановке, рисуя одну единственную ровную линию. Вверх - вниз~√\, вверх - вниз~√V\, вверх-вниз~√V√V\, вверхвниз~√V√V\√V√V\___________________.

- Да пошёл ты, Поллард! - одним мощным толчком Грейс открывает дверь и выпрыгивает из неподвижного автомобиля, с оглушительным грохотом захлопывая за собой железный заслон. Трясущиеся от гнева на весь мир и себя в первую очередь руки лезут в карман, достают почти полную пачку никотинового седативного и, чуть было не роняя её, вытаскивают сигарету, опаляющуюся мгновенно вспыхнувшим пламенем зажигалки едва ли не на пару с побелевшим лицом Магнуссен. Глубокий вдох, заполняющий пересохшее горло едким дымом, заглушается агрессивным звуком сгорающей бумаги и табака. Женщина сцепляет зубы, силясь не позволять ходить челюсти ходуном, желающей разорвать Эдварда на куски, как взбешённое животное, безжалостно вцепляющееся в живую, содрогающуюся плоть. Глубокое, стремительное, резкое дыхание в своей силе не уступает проносящемуся молнией в голове Грейс ходу мыслей. Паническое нежелание верить в свой собственный идиотизм давит её, как могильная плита, но факты - они безжалостны, и как свирепый кнут бьют её измученную, слабую душу правдой, от которой куда не беги - негде скрыться. Она стоит спиной к машине и смотрит назад, на проделанный путь, на линию горизонта, к которой ведёт прямая полоса дороги, и непреодолимое желание бежать туда, в бескрайние свободные просторы тянет её магнитом. Да только есть ли смысл? Любое её движение, как женщина не старайся, создаст импульс, пуская волную диссонанса по тонко сплетённым вокруг неё нитям в самое сердце паутины, активизирующей действие проворного, прыткого зверя, который, она даже не успеет оглянуться, как настигнет её и окутает ещё большей липкой паутиной, прерывающей слабое дыхание. Магнуссен закрывает глаза, собираясь с мыслями, с силами, смиряясь со своими положением, и вдыхает последнюю затяжку, как приговорённый у стены расстрела. Что ни делай и как ни крутись, а от автоматной очереди не увернёшься, и остаётся только с честью, служащей утешением погубленной душе, принять неизбежность, наречённую ни то судьбой, ни то собственными бездумными решениями. Какая разница в итоге, чёрт побери, как себя утешать, когда результатом в любом случае будет шах и мат не в её пользу? Последний выдох густого дыма и последний выдох выпускающего пар напряжённого сознания. Душевное состояние Грейс превращается в мёртвый штиль следом за выброшенным окурком, но тело всё ещё хранит напряжение, в которое ввёл его бредовый рассудок, не справляющийся со всеми теми мыслями, которые обрушились на него в кабине форда. И женщина возвращается, быстро шагая по обратному пути к машине и занимая своё место в салоне. Медленно закрывает за собой дверь, смотрит на свои истерзанные ногти, никогда прежде не видавшие такого состояния, собственно, как и её разрушенный внутренний мир. Молчит несколько мгновений, а затем прямо смотрит на мужчину, игнорируя всё происходящее вокруг и до, и ныне, и, если повезёт, в будущем, и глухим голосом отвечает на тот вопрос Эдварда, который Грейс так и оставила без внимания: - Да, мне теперь всё понятно. Твой план расчётлив и разумен, как и всегда, но нужно сыграть натурально. Сделаем это и покончим раз и навсегда с этой проблемой - съездим куда тебе нужно, потом выпьем кофе, где ты скажешь, и куда ты там ещё собирался? На танцы? Поедем на танцы, если это необходимо. Только ты будешь улыбаться и будешь предельно любезным со мной, иначе никто не поверит, если уж они взялись досконально меня изучать, что я согласилась веселиться в компании безучастного надзирателя.

I feel poisoned inside
Fear is ever-changing and evolving
All this time I've been afraid wouldn't let it show
Nobody can save me now, no

- Хорошее начало, - кивнув, она переводит взгляд на Эдварда, и молчание повисает в кабине Форда - тишина перед бурей, коей природа всегда предупреждает внимательного человека об опасности. А опасностей у Полларда и Магнуссен теперь хватает с лихвой, и одному Богу известно какая из них страшнее всего! Смерть - это лишь один из миллиона моментов, всего один неотвратимый миг, который время до определённого часа отодвигает подальше, как припрятанный в глубине книжной полки сувенир к особой дате. Мы умираем каждую секунду, едва только сделали свой первый вздох - так стоит ли переживать об этом, когда человек заведомо не бессмертен? Люди, увы, а может быть и к счастью, не вечны, и смерть всегда рука об руку идёт рядом, незримо наблюдая за нами и ожидая своего неповторимого бенефиса в каждой судьбе, потому куда важнее как именно каждый из нас проживёт отпущенный ему век, вплетающий в клубок мироздания свою уникальную нить. Ведь жить можно по-разному: можно быть призраком, позабытым всей вселенной, лишённым даже кратких инициалов, вырезанных острым ножом на гниющей дощечке, а можно навеки внести своё имя в историю, чтобы и спустя столетия оно жило в умах и душах людей, как яркий свет путеводной звезды или же как поруганный образчик жестокости и зверства; можно написать свою биографию в тишине и покое - можно и на последнем издыхании цепляться за жизнь, отражая её огонь на дне тускнеющих зрачков; можно наполнить её счастьем и любовью, научившись получать радость даже от таких мелочей, как пение птиц или хрустящий снег под ногами, а можно умереть душой ещё до того, как сердце отобьёт последний удар, навсегда лишая дыхания тленный инкубатор. Отпущенный век -  это всё, что у нас есть. И только он действительно важен в масштабах вселенной, потому более всего на свете Грейс боится именно умереть ещё при жизни, так и затеряв своё имя среди миллиардов других.

Подобная жизнь, подобная война - это для неё в новинку, это неизведанная территория, куда Магнуссен заброшена по року судьбы и в которой она изо всех сил пытается разобраться, искренне веря, что это ей по зубам. Ведь она так хороша на поле боя в социальной войне, где действовать порой куда труднее, чем на реальном поле брани. В горячих точках общая картина достаточно ясна - есть противники, есть территория, за которую они борются, есть определённое, конкретное оружие, которое используется для этих целей и, возможно, некоторые побочные факторы, которые либо берутся в расчёт - либо нет. Конкретный план, конкретные цели, конкретные действия. Конкретный реальный мир. Закулисная же игра в социальной среде более зыбкая и туманная, а порой и не менее опасная, чем минное поле. Ведь душевный мир человека, его эмоции и чувства не осязаемы - их нельзя прощупать, нельзя оценить их свойства и просчитать технически каким именно ударом они могут откликнуться и какой урон нанести. Каждый случай крайне индивидуален, и в тех ситуациях, когда человек не готов даже к толике откровенности, ей не раз приходилось действовать по наитию, следовать в темноте, на ощупь внутренних установок и опыта, чаще всего позволяющих оценить происходящее лишь приблизительно, совершенно не суля каких бы то ни было фактов и непреложных истин, не требующих доказательств, вроде той, что пуля, пущенная в лоб, - это всегда насмерть. Закулисный мир - игра в полутонах, извечный отчаянный риск, где каждая манипуляция может отозваться совершенно непредсказуемым образом, даже если уже случалась похожая ситуация и есть некоторые предпосылки к прозрачному ожиданию. Увы, уверенности нет ни в чём, потому каждое слово, каждое действие и шаг требуют предельной аккуратности в адрес человека, как безукоризненно выверенные движения рук сапёра, касающегося зарытого снаряда. Внутренний мир человека - это всегда активированный детонатор, только неизвестно когда и от чего проявляющий взрывную волну. И к душевному миру Эдварда, скрытому в бункере на глубине в сотни футов, она приближалась крайне осторожно, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром вырывая землю, дабы добраться до клада и не потревожить пусковой крючок, запускающий обратный отсчёт к взрыву. Но всё же подорвалась. Точнее, роя туннель к клетке с её внутренним демонами, Поллард неосторожно выпустил их на волю, и теперь алчные твари рвут душу Грейс на куски, наконец-то дождавшиеся своего часа кровавой вендетты, за что она с таким остервенением злится на мужчину.

По-разному ведь можно не только жить или изучать людей, но и использовать их. Откровенно говоря, нет того человека, который не использовал бы кого-то в своих целях, и в этом вопросе мнение Эдварда и Грейс схоже как нельзя сильнее. Мы используем родителей или тех, кто печётся о нас во младенчестве, чтобы выжить; мы используем в тех же целях учителей, обучающих нас существовать в этом мире; мы используем друзей, чтобы ощущать поддержку и не чувствовать противоестественного социальному существу одиночества; мы используем любимых ради ощущения счастья; мы используем сексуальных партнёров ради интимного удовольствия, а потомков - ради того, чтобы комфортно дожить свой век; мы используем философию, религию, политику ради приобретения смысла своего пребывания на земле; мы используем пищу для энергии и воздух для дыхания; мы используем даже самих себя, рефлексируя, чтобы не тронуться умом в той сложной системе, которая зовётся человеком. Мы используем в этом мире всё, но важнее всего именно как мы это делаем. Конечно, Грейс грешно выставлять претензию в адрес мужчины, ведь именно она не так давно затеяла достаточно низкую игру, возведя его в ранг спортивного трофея, который её вечно соревнующейся душе всенепременно было необходимо поставить на полку своего паноптикума покорённых мужчин, но когда человек, а особенно столь эмоциональный и самовлюблённый, как Магнуссен, отличался здравомыслием и предельной честностью по отношению к себе? Ведь своя рубашка, то есть в данной ситуации эмоции и чувства Грейс, всегда ближе к телу, и, даже будучи неплохим психологом, в данную минуту эмоционального дисбаланса ей трудно представить, что не только её душевные порывы могут претерпеть изменения. Впрочем, в данную минуту в её представлении душевные порывы есть в принципе только у неё одной, в силу чего она не ищет оправданий байроническому герою, по сути, ни в чём невиноватому, кроме как в неблагодарных по законам мира попытках уберечь её от гибели. Потому простая состязательная шалость женщины, сулящая обоим незабываемое наслаждение, как и её попытки наладить контакт со столько иноземным для неё созданием, как Эдвард, - в её представлении есть ни что иное, как безобидная манипуляция для всеобщего блага, а вот его, так называемое, умалчивание - по истине настоящее грехопадение по всем десяти заповедям против человека, которые простить ей ему крайне трудно. Хотя, в первую очередь ей сложно простить себе слепоту, в силу которой она, как психолог, не заметила коварных жонглирований за Поллардом, а уже только после ему - подлую, но всё же по своей сути только лишь инсинуацию в её адрес. Признавать же собственные ошибки - самое трудное для человека, что Магнуссен знает по своему профессиональному опыту, потому в данный день и час Эдвард претерпевает на своей шкуре те наказания, которые она уготовила для себя, но в чём не находит в себе сил признаться. Как не может она смириться и с тем, что именно он пришёл победителем к финишу в борьбе за поиск слабых мест в броне противника, где впервые, поддавшись искушению своего опыта и эмоциональности, она свято была убеждена, что играет с козырем в рукаве. Как бы женщина не отрицала, но по своей природе она не может не вести борьбу и, даже уверовав в наличие перемирия между ними, Магнуссен всё равно всю дорогу искала лазейки, которые по итогу и вышли ей боком. А признавать поражения - это ещё надо уметь, но нарциссизм Грейс лишает её такого дара, вызывая агонию в душе и хмурую непогоду в салоне Форда.

"Я допустила слишком много ошибок. Нельзя было так увлекаться - я переступила черту, когда игра приносит только наслаждение. Наступила на чёртову ветку, залюбовавшись своими ложными успехами, и вот результат - поддаюсь эмоциям, на которые не имею права хотя бы как профессионал. Играть ими - да, ощущать и подчиняться - ни в коем случае. А я погрузилась в них, поддавшись его силе и лукавому ощущению безопасности. Её нет - этой проклятой безопасности совершенно нигде в этом мире - ни в реальности, ни в душе, ни в собственном сознании, и об этом всегда нужно помнить. Но я позволила себе об этом забыть - сама виновата и за это теперь расплачиваюсь. Нужно взять себя в руки, абстрагироваться от собственных чувств и проблем и трезво оценить происходящее. Да, я не была в таких обстоятельствах, я не встречала таких людей, но нет ничего, что не было бы доступно для изучения. Тот же космос и то - люди частично покорили, а что будет через десятки и сотни лет? Изучили и таких людей, как Эдвард, действуя в своём время вслепую, так чем я хуже? В сороковых же как-то это людям удалось, а тогда пласт познаний внутреннего мира человека был гораздо меньше изучен, чем сейчас, чем изучила я, собрав не мало информации в своей памяти за годы учёбы и практики. Нужно просто успокоиться и разложить всё по своим местам, а дальше уже найдётся и выход из проблемы. Нашей проблемы и моей личной в том числе."

- Ты что-то говорил про новую машину.., - обозначив в голове курс действий, женщина пытается выстроить с Эдвардом диалог и поворачивается к нему лицом, уже более спокойным и просветлённым, чем накануне их вынужденной остановки. - А что ты будешь делать с этой? - её взгляд привлекают знакомые ей приветственные огни Финикса, от которых отчего-то не теплеет на душе. Словно вовсе это не её город и не те огни, которые всегда вызывают у неё радость приближением близкой ей бурлящей жизни многомиллионника. Словно вовсе это не её жизнь, а чья-то чужая, какого-то другого человека - друга из прошлого, которого вроде бы и знаешь, но уже не так хорошо, как прежде, ввиду долгого расставания. А ведь прошло всего четыре дня, но каких! Думая об этом, Магнуссен снова закуривает и размышляет о том, как теперь она будет воспринимать свою прошлую жизнь, какая у неё была до этого уикенда. Жизнь, которой будто бы и не было.

You see I'm falling in a vast abyss
Clouded by memories of the past
I hear it fading, I can't speak it
Or else you will dig my grave

Она ничего не отвечает на его слова - только улыбается с толикой грусти и проводит ладонью по холодному металлу дверцы, запоминая оставленное на коже ощущение. Примерно такого решения Магнуссен и ожидала от своего попутчика - расчётливого, чёткого, практичного, и он не разочаровывает её досадные предположения. Ни то, чтобы стоит ставить ему сей план в укор, но... всегда есть какое-то "но", которое подобным этой женщине людям отравляет жизнь куда сильнее, чем тем, кто аналогичен Полларду. Поразительно всё же, как при всей своей схожести они остаются совершенно разными существами: оба решительные, настырные, волевые, привыкшие держать под контролем не только свои, но и чужие жизни, предприимчивые и дальновидные в своих замыслах, готовые идти даже на неоправданные риски под действием обстоятельств... однако как велика разница в оттенках этих качеств и сколь полярны поля деятельности, на которых они эти качества применяют! Эдвард - человек реальности. Он мыслит практично, в хорошем смысле этого слова приземлённо, отталкиваясь от здесь и сейчас, а не загадывая на туманное после. Человек, с которым действительно не пропадёшь ни в каких условиях - от противного моросящего дождя до фатальной угрозы жизни. Он всё продумает, найдёт едва ли не тот час решение проблемы и укроет своей огромной молчаливой тенью от всех бед, как истинный защитник слабых и угнетённых. А Грейс... её истинная стихия - мир неизведанного, таинственный мир человеческой души и разума, в котором она проводит разведку боем со всей той огненной страстью, какой наделила её природа. Реальный мир ею хорошо осязаем и при нужде она с не меньшей пылкостью бросится покорять и его, но всё же женщина настроена более его чувствовать, чем управлять им. Её власть тянется к звёздам, зажигающимся в глазах людей, когда она отражает в них своё пламя, а не к возводимым фортам прочности и стабильности. Мечтательница, революционерка, как Артур Бертон, скорее разрушающая этот хрупкий реальный мир, чем созидающая его, но никак не всеми силами старающийся сохранить целостность структуры подобный безликой тени агент Смит, которого так отчаянно напоминает Грейс Эдвард. Одни инструменты, но совершенно разные цели их использования, и, вероятно, в этом и кроется вся проблема разногласий между мужчиной и женщиной - в масштабности различий их стремлений и идеалов.

Поэтому, конечно, он избавится от Форда, хотя для Магнуссен, не взирая на его механическую суть, автомобиль уже успел стать добрым другом. Это так же естественно для неё - придаваться сентиментальности, впитывать воспоминания и в какой-то мере одушевлять предметы, как для Полларда - видеть суть, оценивать свойства и применять их по назначению в меру необходимости. Магнуссен, конечно, понимает, что для мужчины такое отношение обоснованно, причём не предрассудками, а системой его мышления и тем образом жизни, который он избрал в соответствии со своими установками, но всё равно её окутывает тоска, потому что для неё Форд - это не просто полезный ресурс, а "живой" механизм, тарахтящий двигателем соратник, такой же, как воображаемый вислоухий пёс Билли, - крепкий и верный до каждого шурупчика и винтика напарник, не подводящий в трудную минуту даже в свои престарелые года. Со своим характером, со своей историей, со своими воспоминаниями, будто большущая брутальная шкатулка, хранящая яркие мгновения своего альманаха в песке, застрявшем в протекторах шин. Оберегающий в своих механизмах множество волнительных приключений, о которых никогда ни она, ни байронический герой не узнают, но которые могли бы придумать, ещё больше наделяя личностью бездушные железяки, среди которых затеряно и их маленькое приключение, полное невероятных опасностей и чудес. Вот только о своём порыве она даже не заикнётся, потому как навряд ли Эдвард её поймёт и вероятнее всего в качестве ответа одним своим суровым взглядом выроет могилу для серьёзности её статуса взрослой женщины и авторитетного клинического психолога, чем поддержит столь детскую, бессмысленную затею. Ведь это не практично, глупо и нецелесообразно - придаваться мечтам и фантазиям, когда вокруг столь опасный и жестокий мир.

"Отремонтировать, отогнать, здесь подходит, а вот здесь уже нет никакого толка, подарю, куплю, туда - сюда. Он никогда не задаёт вопросов, а на чужие сразу ищет решение. Будто не посыл для разглагольствований ему озвучивают, а всегда с жизненно важной срочностью дают в руки кубик Рубика, который обязательно надо чётко совместить по цветам! Причём не важно из чего этот кубик и какая на нём краска в своих оттенках. Совместить по аналогии и выстроить чёткую последовательность - вот главная задача в любой возникающей дилемме. Разложить, понять и встроить в систему, ведь ни один кирпичик не может оставаться без дела и своего законного места, тем более если на него указали. Интересно, он всегда был таким или свой отпечаток на его мышлении оставили превратности жизни? Святая Агнесса, да как же так можно жить?! Ведь он же не расслабляется ни на секунду! Каждый свой день он проводит с мыслью, что он что-то должен этому миру и потому обязан всё и всех спасти, за всё и всех продумать, за каждого нести ответственность, не разделяя ни с кем свои тяготы. Эдвард, ведь ты же человек! Терминатор, конечно, но всё-таки человек, чёрт тебя подери, как ты этого не понимаешь? И жить нужно в удовольствие, а не ради святого долга или великого предназначения! И не обязан ты никому и ни чем кроме себя самого. А ведь ты этого даже осознавать не хочешь! И если я тебе это скажу, то ты сразу же начнёшь меня атаковать контраргументами, поясняющими всю мою неправоту неопытного кабинетного мозгоправа, не нюхавшего и отголоска запаха истинной беспощадной реальности, но даже на миг не задумаешь о том, что это может быть правдой! Да он вообще знает что такое выдохнуть и отпустить ситуацию? Послать всё к чертям и делать то, что хочется, а не то, что должен? Не нести груз обязательств на своих плечах? Сколько он так живёт? Лет десять - двадцать или всю свою жизнь? И из всех побочных эффектов только хмурая физиономия и молчание - да он действительно Терминатор! Большая часть моих пациентов уже двинулась бы крышей и сидела на седативных в мягкой белой комнате при такой жизни, а он только в бунгало своё линяет к..? Ну, к чему он там линяет! Может в крестики - нолики играет на песке или горланит похабные песни. Надеюсь, что он хотя бы похабные песни орёт во весь голос хоть иногда, иначе мне даже представить страшно какое эмоциональное напряжение у него в душе. Твою мать, мне злиться на него нужно за его план по моему уничтожению, если он вообще есть, в чём я теперь не уверена, а мне его... ох, Грейс, снова ты начинаешь! Ну, сколько можно?"

Не за долго до прибытия на заправку, буквально на подъезде к ней получив новую пищу для размышлений в очередных размышлениях о характере личности Полларда, Грейс смотрит с сочувствием на мужчину и тяжело вздыхает - тут же отворачивается к своему окну, и, прикрывая глаза, потирает пальцами веки, царапая сломанными ногтями тонкую подрагивающую кожу и всеми силами удерживая себя от того, чтобы накинуться на него с объятьями и пожалеть, что так отчаянно любят женщины и что так искренне ненавидят мужчины. Конечно, она не станет отрицать, что, возможно, есть такая удручающая вероятность, что Котику и в кайф жить в таком напряжении и с таким темпом, словно он всё время находится под обстрелом смертоносных пуль, но в её картине мира такое существование - настоящая катастрофа, на которую он обрекает себя по собственной глупости и упрямству, что не может не вызывать у неё тоскливых чувств и страстного желания показать ему, что жизнь может быть другой и куда более приятной, если хотя бы на несколько градусов сместить угол её обзора! Но мысленно она бьёт себя по рукам и уже нашаривает в кармане пачку с сигаретами, ища поблёкшим от новой информации, полной прискорбных оттенков трагедии, взглядом дальний уголок, где она может хотя бы малость угомонить нахлынувшие на неё эмоции. К счастью находит, и едва Форд останавливается на парковке, Грейс пушечным ядром с громким стуком двери вылетает на улицу, торопливо шествуя к месту для курения. Её трясёт внутри от обуреваемого эмоционального накала, и потому она даже не следит за тем, что делает Эдвард, куда идёт и что говорит, потому что теперь смотреть на его фундаментальную фигуру всемогущего Атланта так же тяжело, как на утят, которым отрывают головы - она, конечно, любит кровожадные фильмы, где литры красной жидкости бассейнами разливаются по экрану и кишки разбросаны на каждом шагу, но не про утят - про утят это слишком жестоко! Потому когда Поллард подзывает её к такси, она не сразу идёт в нужном направлении и только после очередного указания мужчины меняет свой курс с траектории до Форда к траектории до жёлтого автомобиля, попутно выкидывая третью недобитую сигарету. В машине она молчит, не обращая внимания ни на радио, ни на водителя, ни даже на то, что Эдвард посвящает её в ход своего плана в принципе и в частности при постороннем человеке. Просто кивает ему, сообщая на автопилоте, что ей нужно будет зайти в квартиру, потому что ключи от "немца" лежат в сумке, и следом же порывисто выдаёт: - Ты можешь Форд оставить у меня! У меня есть гараж и, если тебе машина нужна в будущем, то можешь держать её там - я всё равно им не пользуюсь. Купила по глупости в своё время - вот он и пустует. А если решишь продать, то его куплю я, а не кто-то другой. Заплачу столько, сколько скажешь. Только, пожалуйста, не сдавай его на запчасти! - Магнуссен глухо выдыхает и закусывает губы, с предельным вниманием изучая выражение лица мужчины, уставившегося на неё после внезапной тирады на совершенно другую тему разговора с заметным недоумевающим "зачем" во взгляде тёмных глаз. - Можешь считать меня типичной дурой, но мне свойственна сентиментальность, - кривясь от мысли, что её могут считать типичной дурой, Грейс закатывает глаза и прицокивает языком. - Мне нравится эта машина, и мне она будет напоминать об этом маленьком приключении! Да, это глупо, но такая уж я есть! Буду смотреть на него и вспоминать в какие чудеса я умудрилась вляпаться! Вот никогда не думала, что со мной может подобное случиться, а оно взяло и случилось! Кроме того, встреча с тобой изменила мой взгляд на жизнь. Я поняла, что нужно быть практичнее - учусь, понимаешь ли, у тебя, поэтому, если вдруг со мной снова случится приключение, то у меня будет транспорт, чтобы слинять в тихий уголок и переждать бурю. Тебя же рядом не будет... и мне придётся самой спасать свою неугомонную задницу! Согласись, что это разумное и практичное решение? - свой взор, который во время её спича был направлен исключительно на спинку пассажирского кресла перед ней, женщина переводит на Полларда, гордо задирая голову и тем не менее ища в его ответном взгляде хотя бы толику одобрения её якобы возникшей благоразумности, за которой она наспех скрывает истинный предлог желания приобрести автомобиль. По виду Эдварда, как обычно очень эмоциональному и очень красноречивому, конечно, понять сразу насколько сильно он верит её мотивам - не удаётся, но Грейс всей душой надеется, что по своему обыкновению Поллард зацепится мыслями за расчётливость предложения, а не за вескость озвученных ею причин, по сути, не особо важных для его осуществления. А завидев за спиной мужчины знакомые пейзажи, приближающие её к родному дому по улице Монро, 44, Магнуссен и вовсе находит прекрасный повод отвлечь байронического героя от ненужных размышлений в восклицании о том, что она не помнит - взяла ли она с собой ключи от квартиры! Что ж, в глупости своей Грейс уже призналась, потому может смело использовать теперь данную опцию в выгодных для себя целях! И вот, неловко смотря на мрачного Котика, под его суровым взглядом женщина щупает пальцами карманы куртки, пытаясь не делать виноватый вид, потому что она действительно не виновата, что Эдвард не сообщил ей о возможности посещения квартиры, когда увозил её просто попить вкусный кофе, о котором она так долго мечтала, портя своими воздыханиями ему нервы. Ищет, вновь закусывая губы и смотря в потолок салона такси, когда руки среди всевозможного карманного барахла наконец-то находят заведомо переложенные туда брынчащие ключи, что вызывает у неё искренний восторг: - Всё, милый, расслабься - будем кататься на "немце"! - держа двумя пальцами связку звякающих чертят, она трясёт ими перед носом байронического героя и запихивает обратно в карман. - Только ты снова за рулём! А я буду наслаждаться божественным латте!

It's the most wonderful time of the year
With the kids jingle belling
And everyone telling you "be of good cheer"
It's the most wonderful time of the year

Если хорошенько задуматься, то сказки далеко не всегда полны светлых и нежных эмоциональных впечатлений - это Дисней окрашивает их в свои излюбленные тона американской мечты, наполняя умы детей бессмысленной верой в прекрасные розовые чудеса и подобные фейерверкам над замком Спящей красавицы на заставке мультфильма восхитительные грёзы. А что, если вспомнить Андерсена - истинного сказочника, чьи фабулы идеализирует концерн, властвующий целый век в детской вселенной? Его сюжеты настолько печальны и неотвратимо трагичны, что в пору лезть в петлю даже без куска мыла, когда вдумываешься в смысл его рассказов. Вспомнить ту же Русалочку, жертвующую собой ради любимого и превращающуюся в морскую пену; Девочку со спичками, гибнущую в Сочельник с пустым коробком в руках и горькими воспоминаниями в сердце; или сказку про Снежную королеву, в которой Каю попадает в глаз осколок кривого зеркала, отравляющий его душу точно так же, как отравлена холодом одиночества душа самой владычицы северных земель - все эти сказки, как и прочие у Андерсена - даже те, что заканчиваются счастливыми событиями, - подобно реальности наполнены жестокостью и болью! Хотя, конечно, эти мрачные чувства уготованы главным героям лишь в качестве временных испытаний, за которыми обязательно следует в том или ином виде сладкая награда, а не в качестве самого принципа их существования - но на то ведь они и сказки, верно? В преданиях талантливого датчанина ради трудно истребляемой в недалёких умах людей бесполезной надежды - так отчаянно необходимой им, чтобы не поехать крышей, смотря правде в глаза, - несчастья скрашены глубинным ощущением силы и мудрости, которые обретают персонажи после пережитого и от которых читателю становится немного легче по окончанию рассказа. Но кто в действительно стремится понять, что в жизни эта концепция работает слабо и уж тем более не так скоро приносит облегчение, как во время чтения вымышленных историй, основанных на постулатах человеческого бытия? Кто хотя бы немного пытается понять, что реальный лейтмотив, который и есть та самая настоящая жизнь, чьи основы перекладываются словоплётами на сухие страницы произведений красочными образами и витиеватыми фразами, уничтожает своих протагонистов куда медленнее, бессердечнее и чаще всего так никогда и не позволяет им сложить изо льда слово "вечность", чтобы получить свободу от тягостных мук внутренних демонов? По сути, лишь единицы. Поэтому людям в общей своей массе ради собственного же благополучия лучше бы прежде, чем мечтать о губительной для души и разума сказке, десять раз подумать, а то и вовсе принять за аксиому, что не стоит даже самое восхитительное мгновение лживого чуда таких эмоциональных терзаний, которое оно требует за свою неземную эйфорию! Грейс, как и большинство людей, не подумала об этом в нужное время, не просчитала возможные потери, и, увлёкшись феерическими контрастами их с Эдвардом маленького приключения, в итоге даже не заметила, как сама заняла место Кая подле одинокого властелина песчаных земель Дикого Запада. Казалось бы, такому мужчине в пору выжигать её, иссушать, испепелять, как в сказке, губя своими поступками, но оставляя шанс на спасение в мерцающих на солнце водах затаившегося в безжизненных краях мистического оазиса, но реальность тем и отличается от сказок, что в ней, как правило, нет путей к отступлению, нет надежды избежать злоключений, потому что события не подтасовываются автором для победы добра над злом, а всё происходит совсем наоборот - неизбежность настолько всесильна, что использует весь набор своих возможностей, чтобы добиться триумфа! И не мало путешествующий по миру техасец, разнообразивший свой арсенал смертоносных приёмов покорением не только адского пламени, но и стылым холодом, которым он пытает в салоне такси недальновидную особу из страны туманов, тому живой пример.

Холодное и безучастное молчание Полларда в ответ на её слова действует на Грейс так же, как осколки кривого зеркала на сказочного Кая - сковывают льдом её сердце, вынуждая устыдиться своих откровенных и искренних чувств, открыто проявленных женщиной в салоне такси, и видеть в Эдварде лишь обезображенную пародию на его добрые помыслы. Всё проведённое в квартире время, куда она не зовёт с собой мужчину, ошарашенная такой угнетающей реакцией с его стороны, что в мысли даже не закрадывается воспоминание о светской любезности, Магнуссен думает о своём неловком смущении, которое вызывает у неё байронический герой, зарождая нервирующее треволнение в хрупкой женской душе, незаслуженно терпящей эти мучения. На миг ей показалось, что между ними что-то есть - ещё не ясно что именно, но всё же некая связующая нить, вызывающая импульс от каждого их движения, передающийся от одного другому даже при слабом вдохе или выдохе. Ведь не спроста происходит всё то, что они переживают вместе: и этот случай в автосервисе, едва ли не закончившийся для неё фатально, и эта страсть, и спасение, и бушующее столкновение характеров - в этом должен быть какой-то смысл! Смысл, меняющий их взгляды на реальность, у каждого свою, как два множества, пересекающихся в диаграмме Венна. Смысл, позволяющий им найти общую часть между этими двумя реальностями, этими множествами, словно мост, связующий мир его ледяного расчёта и её пылких эмоций, так похожий на холодную связку ключей от автомобиля сжатую в её тёплой руке. "Почему я испытываю смущение? Это же не первичный случай. Он всегда игнорирует эмоции, потому что молчать для него так же естественно, как дыхание. Он вообще говорит мало. И если опираться только на произнесённые им слова, то в пору меня и вовсе заносить в его личную тетрадь смерти. А если смотреть на поступки? Он спас меня... дважды. И это только от этих ублюдков! А если ещё посчитать голодную и кофейную смерть? Он ведь заставил меня поесть, хотя я противилась, не смотря на то, что ему было бы удобнее, чтобы я тихо лежала без сил и не донимала его своей болтовнёй. Ведь не умерла бы за несколько дней! Но он заботился обо мне, готовил кофе, как может, даже адский котёл соорудил, чтобы я совсем не чокнулась без удобств, хотя я уверена, что он и в ледяной прорубь прыгнул бы - ему бы ничего не было. Танк не убиваемый, честное слово! И где такому только учат? Может он разведчик? Опытный военнопленный, которого специально готовят, чтобы бесить выдержкой врагов? Такие профессии вообще есть? Не о том думаю. Хотя, конечно, интересно чем он занимается, что нужно такое самоистязание - жить без благ цивилизации, мариновать кактусы и строить адские котлы. А может он верит в загробный мир и готовится контролировать работу Ада? Из него получился бы неплохой Дьявол - все качества для этого есть. Может быть даже и мне выделил бы какой-нибудь уютный котёл? Хотя, наверное, если бы он хотел не расставаться со мной даже в Аду, то навряд ли бы промолчал. Что-то бы, но ляпнул - пускай даже про лишнюю трату кислорода! Жмот воздушный! Ни черта не понимаю! Он ведь не просто спасал - он именно заботился обо мне. Значит, логично предположить, что ему не наплевать. В конце концов мы переспали! И не один раз, чёрт возьми! И уж это точно не вписывается в набор спасения бедолажки от злых бандитов! Просто захотел секса? Ну, да, это же так и было: он просто трахнул меня, я - его... на фоне мёртвого города... несколько раз... и на протяжении нескольких дней. Угу, прям через силу пошёл на жертву, чтобы я глотку не перерезала. Чушь! Он был не то, что не против, а очень даже "за" и даже с эмоцией! Значит, что то-то чуть большее, чем случайно трахнули друг друга и разбежались. Но почему тогда продолжается молчание? Ведь маломальские перемены - естественный процесс в таких обстоятельствах. Я ведь тоже изменила своё поведение - не на много, но всё же больше стала молчать, меньше поддёргивать. Не совсем уж без этого, но перестала это делать так часто и остро. А он мало того, что взбрыкнул, как дикий мустанг, которому померещилось седло, на мою радость по поводу кофе, так ещё и на выгодное предложение заткнулся так, как... не знаю как, но, в общем, заткнулся и молчит! Всё стало ещё хуже, чем прежде, но почему? ЗАЧЕМ ТОГДА БЫЛО МЕНЯ ЛИЧНО СПАСАТЬ?! Ведь даже самый замкнутый интроверт не станет так реагировать на поведение человека, на которого ему не наплевать! Ну, никакой логики! Он отстраняется, потому что решил меня им сдать? Чтобы они меня убили? Нет, это ещё более бессмысленно. Он мог просто оставить меня в пустыне, где бы меня никогда не нашли. Ну, или не заботиться, раз заведомо решил избавиться от меня - кто опекает жертв, которых изначально планируют убить? Нет, убивать он меня точно не будет. Что тогда? Наоборот, боится, что меня убьют и он будет чувствовать себя виноватым в моей смерти? Так без него меня убьют скорее, чем с ним! За усы он тигра вздумал дёргать, ага! Хищники всегда атакуют слабую жертву - значит, меня съесть выгоднее всего. А потом уже, подкрепившись, можно и его на закуску. Он вообще спасать-то умеет? Или это демо-версия его нового хобби? А может он так пытается ошибку исправить? Что он там про трагичную влюблённость говорил? Не помню толком - надо было внимательнее слушать. Ладно, уже поздно горевать об этом, но, кажется, он что-то говорил про "плохо закончилось". Может он и другую девушку спасал, но спасти не смог? Сколько вообще женщин он спасал? Двух, трёх, десяток? Кобель! Кобель... ну, конечно! В этом всё дело! Я просто одна из... скольких-то там красоток, которых на своём веку он вытащил из передряг. А почему нет? Это разумно. Простая модель его поведения, как один из методов пикапа. Может специально разработанная, а, может быть, просто удачно применилась, и потому он её использует, как клише. Спасает, трахает, ставит крыжик и под чертой итогов плюс один. Типичный ходок, как и я, по сути. Только эмоционально не проникается, что по дурости себе я позволила. Увидела эмоции в сексе и поплыла, идиотка! Как же! Размечталась! Эмоции у него к тебе, чувства! Ты для него просто пустышка, Грейс, избалованная девица, с которой можно без претензий перепихнуться пару раз при представившейся возможности. Ведь это ты его добивалась, а он дурак что ли, чтобы отказываться? Вовсе нет. Ни один мужик не откажется, если женщина сама лезет к нему в штаны. Хороший секс - не повод для знакомства, ни то, что для каких-то эмоций. Твоя любимая фраза, милая, которую почему-то ты никогда не думала принимать на свой счёт. Дура наивная. Поддалась сказочным чарам мёртвого города и его мужественности, заведомо зная, как это действует на женщин... на тебя. Что ж, будет тебе наукой, верно? А теперь думай здраво. Пытайся, по крайней мере, пока не влюбилась по уши. Что сделает мужчина, которому не безразлична женщина? Найдёт повод не прерывать контакт. Значит, оставит зацепку в виде Форда. А если нет... то ответ ты уже знаешь."

Возвращаясь с ключами к мерседесу и его новому укротителю, Грейс всё ждёт, что Эдвард вернётся к разговору про Форд, не теряя надежды, что мужчине просто требовалось время на раздумья. Однако даже на пути к божественному кофейному уголку он хранит в молчании своё решение и даже после того, как она в салоне "немца" со счастливым видом насыщается горячим напитком с терпким ароматом миндаля, так и не подавая лишний раз голос, чтобы не мешать ему с ответом. Но он продолжает молчать. Молчит ТАК, что даже едва тащится в пути, за что их поносят вечно торопящиеся в праздничной суматохе водители, на которых Магнуссен старается не обращать внимания, рассуждая в мыслях о том, что так активно занимает его реактивные шестерёнки. "Он думает о чём-то другом? Или анализирует дилемму с машиной? Эдвард ведь чаще всего принимает решение, как молния, а тут и вовсе думать не о чем - бери и продавай, если автомобиль не нужен, за хорошую цену! Или, если всё-таки необходим, то наслаждайся безвременной арендой уютного дома престарелых для повидавших виды старых добрых Фордов и заодно держи в запасе возможность вновь увидеться со мной! Как ни крути - выгодное во всём предложение! Что тогда ему снова не так?" В чём же тогда таится загвоздка, столь же действующая на нервы, как сёрбанье женщиной остатков кофе со дна бумажного стакана? Магнуссен на тяжёлом вдохе закуривает очередную сигарету, стараясь смотреть не на мужчину, а на панораму Финикса, раскрывающуюся перед ней за "летающим" по дороге металлическим серебристым коробом. Ей тяжело думать в присутствии Эдварда, тяжело абстрагироваться от своих эмоций, чтобы трезво оценить ситуацию, как она это делает со своими пациентами. Оценивать себя, в принципе, та ещё задачка, а уж когда рядом находится такой "раздражитель", которого так и хочется схватить за грудки и встряхнуть, требуя ответов, - и вовсе миссия из области фантастики! "Почему он молчит?" Вопрос, так и не отпускающий её ни на мгновение. И даже когда они подъезжают к автосервису, женщина надеется, что мрачный байронический герой заговорит с ней не о насущных проблемах бытия, а всё о том же вопросе, который таит под собой нечто большее для неё, чем просто сделка. Но по факту...

- Тако Белл, - уподобляясь обычной для Полларда привычке в ту же секунду принимать решения, сообщает свой выбор Грейс и смотрит на него, пытаясь понять, есть ли в его суровом молчаливом взгляде какая-то оценка, но видит лишь тот же эффект, что и с Фордом, хотя этому конкретному техасцу, как и всему ему племени, по логике вещей стоило бы обрадоваться, ведь какой южанин не обожает барбекю и мексиканскую кухню? Вторая, как раз, присутствует в этом приятном заведении, и хотя Магнуссен неравнодушна к ней так же, как и жители бывшего Дикого Запада, свой собственный выбор её не радует, а, наоборот, вновь погружает в мысли, среди которых она находит уже окончательное подтверждением горестным доводам на счёт своей ненужности Полларду, а в его глубокомысленном внезапном изречении - уже подтверждение этих доводов из его уст. Девочка, остынь - так можно перевести на более простой язык приведённую им в пример пословицу, которую он озвучивает в качестве ответа на её немой вопрос. Остынь - ты для меня одна из многих. Остынь - я найду куда пристроить Форд, лишь бы не в твои кривые руки. Остынь - я дёргаю тигра за усы, а ты - просто прикрытие, удобный инструмент для того, чтобы добиться своей цели и выманить хищника из логова. Остынь - ты мне не нужна. Просто остынь. И она бы остыла, но только слишком поздно. - Хорошо никогда не будет, - ровным тоном отвечает женщина, доставая из пачки очередную сигарету, - потому что рано или поздно мы все умрём. Этот план всегда в силе и всё действует на благо его выполнения. Так что, да, ты прав, нет смысла загадывать, потому что всё так или иначе обращается в прах. Так какая разница, сейчас или потом, верно? - на выдохе густого дыма Магнуссен впервые за долгое время поворачивается к Эдварду лицом, с грустной ухмылкой смотря в его затягивающие своей тьмой глаза. Какая разница, когда именно остынут едва возникшие чувства? Какая разница, когда расстаться двум беглецам? Какая разница, появится ли причины для новой встречи или нет? Какая разница, увидит ли он её когда-нибудь снова или же этот день - точка в их истории? Какая разница, когда ему всё равно. Она усмехается над собой, понимая и принимая жестокую истину, и отворачивается к своему окну. Разницы никакой - для него, но не для неё, и от того на душе ещё более тошно, чем было в квартире. Грейс курит и смотрит на приближающееся к ним оранжевое здание с ярко-малиновым колоколом на вывеске, уже предчувствуя, что своим острым ароматом и ментальным звучанием звенящего колокольного набата это место навсегда разведёт их по разным сторонам света. Вот он - её финал, окрашенный в ненавистный оранжевый цвет с ноткой терпкого запаха жгучих специй. Красивый, вызывающий, раздражающий... и бесконечно жестокий!

- Святая Агнесса! - восклицает Магнуссен, едва они входят в переполненное здание кафе, где из стороны в сторону, цепляясь за праздничные украшения, снуют семьи всех мастей и возрастов со своими отпрысками. Инстинктивно женщина пытается дать задний ход, но врезается спиной в стоящего за ней Полларда, преграждающего путь к отступлению. Грейс с трудом сглатывает воздух, смотря глазами-блюдцами на безобразие семейной идиллии, где отцы тащат перед собой подносы с едой, их супруги руководят у кассы, одёргивая детей, требующих побольше сладостей, а последние, если не донимают своих родителей потоком своих "хочу", то носятся, как ненормальные, путаясь под ногами у тяжело вздыхающих их неразумных создателей. Кипиш стоит такой, как на распродаже в аутлет, только с запахом тушёного мяса и пряных овощей, теряющимся в детских воплях и криках кассиров "заказ номер... готов". Женщина замирает, как вкопанная, страшась даже шелохнуться в этой содомии счастливо-замученных семейных лиц, где, кажется, нет спасения от них ни в одном уголке. Слишком много людей, слишком много новогодних песен и слишком много того, что для неё под запретом. Грейс бегает взглядом, пытаясь воспринять целиком картину новоявленного мира, и, с трудом находя силы заговорить, нервно произносит свой вердикт: - Это какой-то тихий ужас! Зачем ты притащил меня сюда?! Давай сбежим! - в эту минуту два ковбоя, один из которых, кажется, изображает быка на корриде, а второй - тореадора, несутся на женщину, совершенно её не замечая в азарте игры. Грейс, не привыкшая к общению с братьями нашими меньшими, обзываемыми потомством, да и, в принципе, не имеющая такого опыта, по внутреннему зову самозащиты прячется за широкой спиной Эдварда, предоставляя ему героическую возможность спасти её в очередной раз, но только теперь от неминуемой участи быть забитой насмерть пластиковыми рожками, надетыми у ребёнка поверх ковбойской шляпы. "Чёртовы стетсоны! Нет, на Аллегре это выглядит лучше!" Детвора, едва Магнуссен успевает увернуться, атакует мужчину, из-за плеча которого выглядывает ошарашенная до нельзя Грейс, выглядящая куда более напуганной, чем при тех обстоятельствах, что послужили причиной её знакомства с Поллардом. Всё её внимание занимает сумасбродная ситуация, на которую она даже не представляет как отреагирует Эдвард, что ещё больше будоражит её нервы и вызывает естественную тираду слов, произносимых тревожных шёпотом: - Они опасны. Но не убивай их при их родителях! Эдвард, только спокойно!

I hate the feeling of this weight upon my shoulders
Pushing the pressure down on me!
Sometimes I wish I could fly
Through a secret trap door, into another life.

"А тебя действительно волнует моё мнение? Что-то новенькое, мистер мне всё фиолетово!" Свои мысли Грейс не озвучивает, собственно, как и не показывает своё удивление по поводу новоявленных талантов Эдварда - ей сложно выбрать чему именно уделять внимание, когда всего за несколько минут мужчина умудряется поразить её, как минимум, по трём кардинально разным фронтам! В первую очередь женщина изумляется, конечно же, самому броскому умению - беглому испанскому, на который в секунду переходит Поллард в праведном стремлении угомонить детвору. Зелёные "глаза-блюдца" в тоже мгновение превращаются в "десертные", когда в замешательстве Магнуссен вслушивается в плавные переливы звуков настолько мягкого и тягучего диалекта, словно каждое его слово пропитано терпким ромом и вызывает такую расслабленность, от которой язык едва ли может извиваться, чтобы издавать чёткие и точные выражения, и внимательно смотрит как непонятные фразы с вязко тянущимися гласными влияют на заигравшихся сорванцов. Не понаслышке Грейс знает как не просто выучить новый язык да к тому же добиться правильного его произношения - абсолютно отличного от того, каким пользуются люди в родной речи. Когда-то и она пыталась, увлечённая в юности фильмами золотого Голливуда, научиться мурлыкающему наречию "лягушатников" с его сексуально картавыми согласными, чтобы в точности подражать роковым француженкам, коих восхваляют нуарные детективы ни чуть не меньше, чем холодных англичанок, сносящих крышу деятельным американцам, но её начала пали прахом, сломавшись о странную логику диалекта уроженцев родины шампанского, где необъяснимым образом то, что должно считаться средним родом, внезапно начинает относиться к женскому или мужскому. А уж эта гнусавая "р" - её и вовсе удаётся выговорить Грейс лишь под знатной дозой крепкого алкоголя, когда она погружается в то состояние, где из всей фразы мозг способен только вычленить пару слов и то, смешивая едва ли не в одно новообразованное и непонятное! У Эдварда подобных проблем она не наблюдает и более того, послушай она его со стороны, не видя монументальной фигуры южанина, навряд ли Магнуссен отличала бы говор Полларда от жителей Мексики - настолько добротно и качественно у него поставлена речь. Естественно, её это озадачивает и вызывает столько же вопросов, сколько и прочие таланты мужчины, так же неожиданно демонстрируемые им, как появление в конце партии блек-джека на руке новичка в игре с опытным крупье. "Готовит, спасает, заботится, умеет гвозди забивать, а ко всему ещё и знает испанский! Это его так отец с матерью к семейной жизни что ли готовили, чтобы поудачнее сбагрить какой-нибудь дикой ковбойше с золотым прииском?"

- А для тебя они разве безобидные утята? - отрешённым вопросом на вопрос отвечает Грейс, вцепляясь сломанными ноготками в рукав куртки мужчины и торопливо шествуя вслед за ним через толпу людей, по её личному мнению собравшуюся в этом месте исключительно ради того, чтобы добить окончательно и бесповоротно и без того взволнованное душевное спокойствие рабыни ароматного кофе своими метаниями по залу и воплями праздничных мотивов. Её слова - первое, что приходит на ум преисполненному эмоциями женскому мозгу, и потому в этот раз она нисколько не обижается на то, что Эдвард не удостаивает её ответом, переводя своё внимание на более насущную проблему поиска свободного места, - даже в какой-то степени радуется, что он своим молчанием закрывает скользкую тему, столь внезапно возникшую в их редком диалоге. Воспитание, впрочем, как и само отношение к детям - одна из проблематик наряду с политикой, здоровьем и деньгами, которую лучше никогда не поднимать даже в бытовой беседе среди близких родственников - настолько это щепетильная дилемма, что каждый живущий в этом мире человек уверен в своём безграничном опыте и твёрдых знаниях по данным вопросам. Достаточно вспомнить любое семейное застолье и тогда не останется никаких сомнений, что каждый член совершенно любой семьи - от школьника с молоком на губах до кряхтящего всеми имеющимися суставами старика - абсолютно точно и верно понимает как именно надо руководить страной, следить за здоровьем, зарабатывать деньги и тем более когда, как и в какой пропорции заводить и воспитывать детей. Разглагольствования по этим животрепещущим вопросам, как правило, всегда заканчиваются страстными спорами и глубокими обидами среди родственников, знающими друг о друге слишком многое и не упускающими возможность эти воспоминания припомнить в самый ненужный момент в качестве контраргументов, что не редко задаёт направление для буйного цвета комплексов и внутренней дисгармонии самых близких людей, рано или поздно оказывающихся в кресле психологов и психоаналитиков типа Магнуссен. Ну, не таких, конечно, как она - более непритязательных версий, но суть от того не меняется. А, казалось бы, всего-то и нужно, что вовремя прикусить язык и с уважением отнестись к чужому мнению - тогда и не понадобится годами тратить часть семейного бюджета на посещение кабинета лекарей душ и уйму времени на выкапывание причин и следствий проблем в собственном внутреннем мире, которое можно использовать для более благовидных целей вроде изучения тех же иностранных языков, но нет, увы, для большинства знающих как нужно правильно жить людей подобные таланты находятся под запретом, потому встревоженной Грейс куда приятнее обмусоливать в голове своё удивление байроническим героем по втором фронту, чем в очередной раз ходить с закрытыми глазами по едва заметным в лавовом потоке раскалённым камням на пути к их взаимопониманию. Пускай его "нелогичное" в представлении женщины поведение в её адрес и действует на нервы, но любой согласится, что куда приятнее гадать над вопросом почему при всей своей сдержанности Эдвард остаётся столь внимательным к ней, что даже не забывает про её пристрастие к кофе, чем над тем, как правильнее высказать свою точку зрения по поводу острой темы, чтобы их прощальный разговор вдруг не превратился в очередной бой двух упрямых баранов. Размышлять над тем, как именно может Поллард относиться к потомству, не считая природного инстинкта защищать нерадивых спиногрызов, откровенно говоря, у Магнуссен совершенно нет времени, потому риск задеть его за живое неосторожными словами очень велик, что натворить у неё совсем нет никакого желания. Другое дело - обглоданная ею со всех сторон и едва держащая на своих костях оставшиеся для обмусоливания прожилки тема о его отношении к женщине, ожидающей за столиком не только возвращения Эдварда, но и его решающего многие проблемы в её голове ответа с Фордом. Не обращая внимания на творящийся вокруг хаос, Магнуссен следит взглядом за байроническим героем и всё силится понять логику его действий с непоследовательным эмоциональным контекстом. Подпирая ладонью подбородок, пальцами свободной руки она стучит по деревянной столешнице, задавая такт бурлящим в мозгу мыслям. Смотрит и думает, почему мужчина, так отчаянно спасающий её, чаще склонный выполнять её прихоти, чем отказывающий в них, уделяющий внимание даже ненужным ему по сути пристрастиям вздорной особы, остаётся эмоционально холодным к ней и даже хуже того, едва у неё закрадывается мысль, что льды его безразличия понемногу начинают таять, он тут же достаёт из воображаемого чулана холодный азот и начинает им обильно поливать эти заснеженные преграды, чем вгоняет Магнуссен в ступор. "Может быть, он так тоже защищает меня? Видит насколько я эмоциональная и пылкая и, дабы я не подумала лишнего, сохраняет дистанцию? Дескать, просто хорошо относится и на этом всё? Или же себя защищает от меня?"

- Спасибо, - улыбка окрашивает в тёплый тон её бледное безжизненное лицо и Грейс перестаёт стучать по столу, как только мужчина радует её новостью про скорое появление кофе. Оглядываясь по сторонам на шебутную толпу посетителей, она готовится снова молчать или же вести монолог о том, как шумно и людно в этом мире во время дурацкого праздника, что женщина делает по обыкновению, развлекая их обоих в редкие минуты безделья, но её смелые начинания резко прерывает Эдвард, первым заводя беседу, что уже само по себе нонсенс, и хуже того, возвращаясь в ней к тому самому третьему фронту, который вычленила Магнусеен немногим ранее из общего нападения изумления на её тонкий душевный мир и который она так опасается обсуждать. Отворачиваясь от окружающей их вакханалии веселья, Грейс смотрит на мужчину и молчит какое-то время, думая, с какой стороны лучше всего подойти к этому разговору. Точнее, какой лучше вариант подобрать для Полларда, учитывая его загадочные ожидания: - Если бы ты знал меня в мои юные годы, ты бы понял почему я так реагирую, - выбирая изначально шутливое направление, Магнуссен лукаво улыбается мужчине и подмигивает ему, продолжая свои рассуждения. - Я была крайне агрессивной в подростковом возрасте. Сейчас уже успокоилась - всё-таки солидный возраст да и работа обязывает. Психолог-психопат, знаешь ли, только в романах Харриса выглядит круто! Но вот раньше! У-у-у! Скажи мне не так слово - сразу атаковала в ответ. А потом, поняв, что лучшая защита - это нападение, я и вовсе не ждала, когда меня попытаются обидеть - била загодя. И, наверное, если бы мне не повстречалась вовремя пара хороших людей, проявивших ко мне доброту, вполне возможно, что сейчас я мотала бы срок где-то на подобии Алькатраса или же просто гнила в могиле, однажды нарвавшись своим буйным характером на проблемы, с которыми не смогла бы справиться, - она пожимает плечами и мысленно закатывает глаза от своих слов, понимая, что уходит совсем не в те дебри, в какие планировала изначально, и как-то коряво и непонятно зачем выдаёт "милые" подробности своего детства, что часто используют парочки на свиданиях, чтобы притушить неловкость новообразовавшегося знакомства. На удачу в этот момент к ним подходит официантка с пышущим паром готовым заказом, который лёгкими и точными движениями девушка расставляет на столике, улыбаясь на благодарность со стороны напряжённых беглецов. В это мгновение, насыпая сахар в кофе и мерными вращениями размешивая его в чашке, Магнуссен улучает удачный момент, чтобы сменить тон ставшей какой-то личной беседы на более серьёзный и отстранённый. - Знаешь, когда я ещё училась, я не планировала быть клиническим психологом и копаться в скучных бытовых проблемах людей. Мне очень симпатизировала судебная психиатрия - я даже серьёзно думала о том, чтобы работать при ФБР и заниматься психиатрической экспертизой, к чему, в общем-то, усиленно готовилась на протяжении последних курсов. Общие теоретические знания из учебников - это ещё ничего, но когда я углубилась в изучение, - тяжёлый выдох от парализующих воспоминаний сменяется глотком крепкого кофе, притупляющим желание женщины закурить. Магнуссен отводит взгляд от Эдварда и обводит поверх голов толпу, кивая без конкретного акцента на общее скопление людей. - Ты даже представить себе не можешь как велик процент вероятности того, что многие из этих детей могут стать убийцами. По своей сути дети действительно очень опасны, потому что в их подвижной психике ещё не устоялись чёткие постулаты морали. Таких малышей, которые были бы эмпатами от рождения или просто имели сильную сопереживательную компоненту личности, единицы во всём мире. А преобладающая часть не может трезво воспринимать жестокость и насилие, как что-то дурное и неправильное. Чтобы верно выстроить это осознание в их умах, нужно приложить много сил и быть крайне внимательными к этому вопросу. А кто воспитывает этих детей? Грубо говоря, такие же дети, которым в своё время скорее всего никто не старался разумно преподнести понимание и восприятие данного вопроса. И теперь чёрт разберёт что творится на самом деле в головах каждого члена семьи и как они воспроизводят свои основы психики во взаимодействии с людьми, а особенно с собственными детьми! Когда я изучала материалы по серийным убийцам, вроде Теда Банди или Артура Шоукросса, я поняла, что они не родились такими. Ну, очень малая часть из них имеет врождённые аномалии в мозгу. В основном моральными уродами их сделали семья и окружение. Но, понимаешь, все их зверства, которые они проявили в отношении своих жертв и которые приводят в страх и ужас более - менее адекватное общество, просто ничто в сравнении с той жестокостью, которую способны проявлять дети и подростки. Когда в своём изучении человеческой психики я добралась до материалов по преступлениям несовершеннолетних, я поняла, что никогда не смогу работать в сфере судебной психиатрии, - Грейс смотрит на мужчину, глубоко вздыхая от собственных эмоций и ещё тяжелее от того, куда увела разговор своими ненужными воспоминаниями. - Мне было страшно сопоставлять фотографии милых ангельских личиков с фотографиями замученных тел людей и животных. Чтобы заниматься такой работой, нужно обладать способностью эмоционально отделяться от происходящего - просто уметь рационально анализировать факты, а мне это не дано. У меня иной склад психики, поэтому я всё пропускаю через себя, что влияет на непредвзятость моей оценки. Я даже фильмы ужасов смотреть нормально не могу! - женщина с облегчением усмехается и отламывает кусочек лепёшки от тако, в душе ликуя от того, что наконец-то нашла повод вернуть их разговору непринуждённую простоту. - Заставляю себя периодически просматривать или читать такого рода произведения, но всё равно меня постоянно трясёт. Хотя, конечно, в каком-то смысле меня и завораживает подобная тематика. К слову, вот те женщины, которые верещат в кинотеатре на острых моментах, - это я! Каждый раз потом бордовая из зала выхожу, собственно, поэтому и перестала ходить в кинотеатры! Такое себе развлечение корить себя ещё пару часов за глупость после просмотра фильма! - она широко улыбается и, дабы заткнуть бесконечный поток слов, который одному Богу известно как по итогу воспринимает Поллард, начинает очень активно жевать лепёшку, всей душой надеясь, что в результате не накидывает своими разглагольствованиями ещё парочку увесистых камней в чашу недоумения шатких весов их с Эдвардом взаимопонимания.

Well, this one night we were in the hotel Cicero,
If you'd have been there, if you'd have seen it.
I betcha you would have done the same!
He had it coming, he only had himself to blame!

Но судьба распоряжается иначе, и вот уже пара камней, скорее даже могильных плит, вытягивающих своим мраморным холодом всё жизненное тепло, склоняют чашу весов, сметая напрочь хрупкое равновесие. Магнуссен мрачнеет на глазах, словно до её лица добирается хаотичная кисть Поллока или чёткие росчерки Малевича, окрашивающие бледный женский лик самыми тёмными и унылыми красками. "Это всего лишь дети, Грейс. Это всё чушь собачья и бред сумасшедшего!" Слова нежданного от Эдварда романтизма, грубо врывающиеся с четвёртого фронта, где их никто не караулит, угнетают её до состояния полного опустошения. Кому сказать - никто не поверит, что Поллард склонен смотреть на жизнь через линзы столь возвышенного мироощущения! Чистые души - хах! Наивные! Найдите им достойное занятие, и светлые ангельские крылья распахнутся за их спинами! Слова... к ним у неё не возникло бы вопросов, вероятно, не скрась мужчина эти пошлые ярлыки выдавливаемыми им эмоциями, будто циничная насмешка над её откровением! Её, проскользнувшим через непробиваемые стены душевного Илиона извивающимся ужом, холодящим страхом! Любовь - он и её сюда приплетает, и не хватает только для полноты картины ещё и для этого чувства огласить какую-нибудь жизнеутверждающую пословицу! Чтобы окончательно стало тошно! Он смеётся над ней, измывается, вынуждая затаить дыхание от глупости своего неуместного порыва! Да только за что? За что он так с ней? Возмутительно и гнусно насмехается над тем, что и так стоит ей не мало усилий?! Не понимает? Её или жизненные реалии? Не хочет понимать? Отторгает? Спасает внутренний мир от бесстыдно жестокой правды? Какой гнусный оптимизм, совершенно не клеящийся с его расчётливым образом! Вероятно, он совсем считает её идиоткой, раз устраивает столь неприкрытую комедию! И её прогорклый вкус не смывают с языка даже обжигающие глотки подслащённого кофе. В молчании Грейс отставляет чашку, упираясь локтями в стол и скрещивая пальцы в "мост", на который она опирается подбородком, в задумчивости смотря на деревянную поверхность. Она не видит, но ощущает улыбку Эдварда на его замечании по поводу фильмов. Конечно, он на них засыпает, а что ещё можно ожидать? Конфуз? Страх? Отвращение? Глупость! Это только для таких недалёких особ, как она, свойственно, а уж героям вроде Полларда подобный вздор неведом! Как и малейшее участие и поддержка!

"А я чувства выискиваю в свой адрес! Какие чувства, Грейс? Опомнись! Он смеётся надо мной! Жестоко и неприкрыто! Вся эта напускная идиллия - вот это действительно бред! Он ни во что меня не ставит! И никогда не будет считаться ни со мной, ни с моими чувствами, ни с моими взглядами! Для него всё это - бескрайняя глупость! Моими же романтическими наклонностями он и показывает мне, как всё это смешно и жалко! Все мои рассуждения, все мои восторги и впечатления! Ну, и как? Вдохновляет? Едва я открылась ему, попыталась подстроиться, как он кидает мне в лицо мои же одухотворённые порывы! Как мне это видится с его стороны? Вот так же точно, как и ему с моей - убого! Тривиально, низко - называй, как хочешь! Я ему докучала всю дорогу идеализированием этого приключения, а он только и ждал, когда представится возможность спустить меня с небес на землю! Дождался! Молодец! А я в очередной раз позволила ему поставить себя на место! Теперь мне понятно всё его поведение! Понятны причины наблюдаемых последствий! Браво! Наконец-то ты прозрела, милочка! Он всего-навсего меня использует - вот и всё объяснение. Сейчас я просто необходимый для него ресурс для достижения цели - избавиться от подонков, которых я же на него и навлекла. А секс - лишь компенсация за моральный ущерб, но не более. А я ему, действительно наивная идиотка, пыталась эмоциональный комфорт создать! Развеселить, расчувствовать, попытаться показать "нормальную" жизнь! Представляю, как он с меня смеётся! Это у него жизнь нормальная, а у меня - заоблачные грёзы, столь же далёкие от реальности, как все иные космические галактики, до которых и десяти жизней не хватит, чтобы добраться! Вот что он мне показывает! Да, и вправду удачный выбрал момент! Красиво сыграно - этого не отнять! Так изящно отвесил мне пощёчину действительности! Приходи в себя, Грейс, просыпайся ото сна! Я нарисовала себе сказку, где я - несчастная принцесса, которую спасает от злого дракона решительный герой! Нет этого всего! Я - не принцесса, а он - не герой. И злых драконов никогда не было и не будет. Всё это - лишь моя буйная фантазия и неразрешённые детские обиды и мечты. А он вполне себе разумный и взрослый человек, умело разбирающийся в жизни и даже во мне лучше, чем я сама! Наверное, прав мой полудохлый психолог - я действительно серая и заурядная шарлатанка, возомнившая себя профессионалом! Какой профессионализм? О чём я? Меня разнёс в пух и прах прямой и непробиваемой логикой обычный человек, владеющий психологией на уровне бытовых сказаний! Психологической экспертизой заниматься я хотела! Ох, представляю, как ему забавно было это слышать! Как ничтожно и посредственно я выгляжу в его глазах! Как же ты заигралась, Грейс! Не только с ним, а вообще, по жизни! И как только мои клиенты ещё не послали меня к чёртовой матери?"

Во время недолгого отсутствия мужчины аппетит Магнуссен пропадает так же быстро, как и возник - в одно мгновение. И недоеденный кусочек лепёшки летит обратно в тарелку. Грейс залпом допивает кофе, не смотря на потерявший для неё интерес окружающий мир, а лишь буравя взглядом несчастную столешницу. Всё её истинное внимание приковано только к внутреннему хаосу и раздору, унижением и болью сковывающим душу. Мир теряет свои краски, превращаясь для неё в нуарный чёрно-белый фильм, где алыми подтёками отражается лишь кровоточащее нутро, изрешечённое пулями безжалостной правды. Это она - романтик, а не Поллард, и как ей только в голову пришло думать иначе? Видеть что-то большее, чем чётко спланированную операцию по уничтожению и спасению? Это всё завышенное самомнение, безграничные амбиции и её неуёмная жажда во всём быть первой! Вечно ей застилают глаза непокорённые вершины, не схваченные звёзды, журавли, парящие в небесах, куда её всегда так сильно тянет! А если бы она только остановилась на мгновение, огляделась бы по сторонам, оценила обстановку - сейчас бы ей не пришлось испытывать это отчаяние! Ведь всего-то было и нужно, что с самого начала спокойно отнестись к его отказу залезть в её койку! Ну, затащила она его, а дальше что? Стоило ли это мгновение триумфа такой цены? Не правильнее ли было бы смириться с единственным поражением и скрасить горечь завоёванными победами? Ведь сколько достойных экземпляров ею собрано в собственном паноптикуме тщеславия! Мало тех женщин, кто может похвастаться стольким обожанием и восхищением! А у неё всё это было, есть и сколько ещё может быть! Ведь по итогу, она так и не получила того, что так отчаянно желала от Эдварда! Сыграла ва-банк, поставив всё на карту, и всецело проиграла! За что наградой ей служит ощущение ничтожности и неудержимая злость на саму себя! Вот это партия! Вот это действительно фееричный просчёт!

- Отказываюсь! - чётко отрезает Грейс, спохватываясь исправлять собственные ошибки. Хватит плясать под его дудку! Хватит этого глупого повиновения! Хватит чёртовой покорности, вечно вылезающей женщинам боком! Просто. Хватит. Всего. Этого. Пора брать жизнь в свои руки и действовать серьёзно, а не полагаться на кого-то, позволяя вертеть собой, как игрушкой. - Хосе точно так же зря побежал за своим чёртовым аккордеоном, как я совершенно напрасно связалась с тобой! Ты достаточно меня выгулял - вполне хватит для твоего великого плана! Ты... ты... да лучше бы меня тогда убили! Ненавижу! - взрываясь, она чеканит свои слова, просверливая мужчину взглядом. С оглушительным грохотом стула и дьявольским желанием удушить Полларда, расцарапать до костей эту самодовольную физиономию, Грейс подскакивает и замахивается на него, сжимая через мгновение пальцы в кулак, но в результате только лишь отмахивается от Эдварда и торопливо вылетает из кафе. По пути уже накидывает на себя куртку, резким рывков снятую с падающего стула, и, гневно матерясь, идёт вперёд, не видя ничего перед собой. Достаёт мягкую пачку, достаёт зажигалку, которая никак не хочет плеваться огнём, за что летит в стену, отведённую под место для курения. Чертыхаясь и проклиная Полларда, Магнуссен шагает за ней и подбирает треснувшее пластиковое "огниво", отчаянно пытаясь подкурить сминаемую в зубах влажную сигарету. Бьёт от души в своём гневе ногой бетонный заслон и снова чертыхается, но теперь на обжигающую боль. И тут-то "перепуганная" пластиковая подруга издаёт искру, поджигая горький табак. Грейс глубоко затягивается, поднимая голову к небу и закрывая глаза. В этот момент она ненавидит себя до изнеможения, и когда кто-то кладёт ей руку на плечо, она низвергается дикой бранью на Эдварда, резко разворачиваясь и во все глаза смотря на фигуру, стоящую около неё. И лишь только через миг понимает, что это вовсе не Поллард...

Feel the smoke in the air
Theres no ... in our mind 'til we open our eyes
Do we care when there is so much fear in the air?
We feel it, we breath it everywhere!

Стрессоустойчивость - крайне полезное качество, но порой случаются ситуации, когда от его отсутствия куда больше выгоды, чем от его наличия. Эмоциональный всплеск от издёвки Эдварда над её откровенным признанием страха - единственная причина, по которой Магнуссен находит в себе силы брыкаться в руках незнакомца, а не цепенеть от ужаса, не зная что ей делать и превращаясь в деревянную куклу. Резкий всплеск адреналина, как доза закиси азота впрыснутая во впускной коллектор двигателя, горячит её кровь и зажигает огонь в мутных от злобы и отчаяния душевного паралича зелёных глазах. Вылетевшая из рук сигарета дымится на асфальте вместо женщины, пока она вырывается и подпрыгивает в руках амбала, сдавливающего её плечи до пульсирующей, расползающейся багряными кровоподтёками на бледной коже нудной боли. Грейс вопит во весь голос и дёргается из стороны в сторону, словно к её телу подключили провода с непостижимым напряжением, но никто не слышит её срывающийся в истеричный крик голос и не приходит на помощь, вызволяя заломанные до мерзкого хруста в суставах руки из крепких лап мужчины. Ещё и второй мерзавец возникает на пути, вызывая у Грейс помимо ядовитых слов от острой боли жгучий, истошный страх, вынуждающий ноги упираться в землю и тормозить движение, но под давлением крепкого тела ублюдка манёвр женщине удаётся плохо, а мощная ломота лишь усиливается, грозя серьёзным вывихом. Магнуссен огрызается, кричит ещё сильнее, стараясь заглушить доносящийся до её ушей приговор, озвученный приказами заткнуться и не рыпаться, но как она не старается - тёмно-синий автомобиль вместе с отвратительной рожей водилы, выскакивающего из салона, будто ретивый мерин, всё приближаются и приближаются к женщине, обречённой в очередной раз стать заложницей мужской силы и жестокости. Грейс задыхается в собственных хрипах страстей отчаяния и жути и закрывает глаза, готовясь получить оплеуху, затыкающую её бессвязный поток неукротимых ругательств, но, словно ожидающую в пограничном состоянии между жизнью и смертью трепещущую над телом душу, её утекающий на тот свет рассудок возвращает на землю спокойный и ровный тон Полларда, своей сталью прибивающий хрупкую материю к крепкой почве. Магнуссен распахивает глаза и пытается обернуться, чтобы увидеть его, убедиться, что это не галлюцинация, а действительно он, словно из волшебного тумана возникший в решающий момент, но не может, стиснутая крепким кольцом мощных лап. - Пристрели их! Перестреляй к чёртовой матери этих козлов! - на панике орёт женщина, лишаясь всей своей светской чопорности манер, заложенных в генах сотнями поколений предков из туманных земель, но Эдвард игнорирует её вопли, продолжая свою назидательную лекцию, от которой Грейс свирепеет больше прежнего. Она снова выворачивается и брыкается в руках амбала, причиняя своими порывами себе же ужасную боль, пока в нерешительности незнакомец не ослабевает медленно хватку, отталкивая от себя измученное слабое тело. Пошатываясь, Магнуссен делает несколько сплетающихся шагов, едва не падая, и, с трудом удерживая равновесие, разворачивается лицом к Полларду, шокировано смотря на его непоколебимое спокойствие и оружие в руках, от одного вида которого у неё всё леденеет внутри. Она робеет, тяжело дыша и затвердевая на месте, будто только что вылепленная статуя из глины, каменеющая от соприкосновения с холодным воздухом. Ключи в руках Эдварда, как метроном, гипнотизирующе покачиваются в своём ритме, но Грейс их не видит, следя за пистолетом, вид которого мнимыми звуками выстрелов откликается в её голове. И пока мужчина не переводит пистолет на ублюдка из синего автомобиля, она так и стоит, неподвижно пялясь на оружие, но затем резко срывается с места, выхватывая ключи и мчась к мерседесу. Весь её путь до серебристого автомобиля так и остаётся за границами её сознания, ведь Магнуссен даже с трудом осознаёт, как оказывается в салоне машины и дергающимися в тряске руками вставляет ключи, чтобы завести мотор. Все действия, как в тумане, в липком ужасе, в котором она вязнет, как в болоте. Забывая пристегнуться, она сидит на месте водителя и открывает кнопкой багажник, а потом не знает что с собой делать, водя нервными пальцами в области шеи, у рта, на груди, пока судорожные конечности не находят своё пристанище у лица, скрывая его от мира и потока слёз, льющихся по щекам. Женщина даже всхлипнуть не может, совершенно не помня как дышать, говорить, мыслить, окутанная таким шоком, что немые рыдания только и позволяют ей трястись всем телом, пока Эдвард расправляется там, за пределами железного короба, с мерзавцами, едва не покончившими с её жизнью. Автоматически вместе с мотором оживает и радио, негромко озвучивая надрывные струны электрогитары и рёв голоса рок-музыканта, но Грейс ничего не слышит, ничего не чувствует, пока в салоне автомобиля не воцаряется голос Полларда, за шкирку вытаскивающий её из немого молчания своими очередными шуточками. Хлёсткими, жестокими, издевающимися, взвинчивающими её расшатанные нервы до предела, в котором она срывается на мужчину, в конец теряя весь свой очаровательный облик женственной соблазнительной натуры. - Да ты охренел, чёрт тебя побери?! Ты! - вот тут уж помимо матов, до которых Магнуссен уже и не вспомнит, когда опускалась в последний раз, она переходит к действиям, по-детски колотя Полларда руками. - Сколько ещё, - очередные невыверенные удары цепких, хаотично метающихся рук приходятся на его плечо, тесня и толкая Эдварда к пассажирской двери, - ТЫ БУДЕШЬ НАДО МНОЙ ИЗДЕВАТЬСЯ?! Да я удушить тебя готова! Скотина! Сволочь! Гад бесчувственный! Меня чуть не убили, а ты шутишь! Подлец! - с остервенением она бьёт спасителя, проклиная и виня его во всех грех, на которые женщина обрекает его вечными мучениями и не может ждать их воплощения, приводя в исполнение приговор ещё на грешной земле своими пытками. Срывает голос до режущего слух сипения, но продолжает своё наказание, пока в порывистости едва не падает на Полларда, наконец-то схватывающего её и успокаивающего бешеный порыв её души, вырывающийся диким танцем рук и хрипящими воплями в пылких чувствах и резких приказах. - Ненавижу! Ненавижу тебя! Отпусти! Отпусти немедленно!

I think I'm ready, I think I've got it
'Cause toо much thinking is bad for my health
It's like a fire 'cause when I start it
I can't control it and I burn myself.

- Любишь?! - сквозь зубы цедит женщина, испепеляя взглядом Полларда, сжимающего её в плену своих рук. - ЛЮБИШЬ?! ДА ТЫ ТОЛЬКО И ПЫТАЕШЬСЯ СВЕСТИ МЕНЯ В МОГИЛУ! - глухо сипит она, всё ещё брыкаясь в объятьях мужчины, крепко держащего её на крючке. Грейс порядком выдохлась и жадно ловит воздух, тяжело вдыхая и выдыхая его носом, чтобы не закашляться от нехватки кислорода - её осипшее горло так саднит, словно его своими острыми когтями изодрала стая сиамских паразиток, а затем вдобавок опрокинула добрую порцию соли прямиком на кровоточащие раны, но Магнуссен терпит - молчит и терпит боль, хмуря тонкие брови в своём ненавидящем весь мир взгляде, чисто из гордости не желая показывать слабость этому надутому индюку! В руках Эдварда она содрогается от злости, но вместе с тем чувствует, что как не беснуй - ей не выбраться из его мощной хватки, бережно сдавливающей хрупкое тело, и прожигает взглядом его самодовольное, можно даже сказать счастливое до безобразия лицо... Ох, как же он напрашивается на её хищный автограф на напыщенной физиономии - не передать словами! И она бы с огромной радостью оставила его мужчине на память, не поскупившись на чувства в багровых штрихах, но хитрый плут не покупается на её обманчивую неподвижность и, вновь задвигая лекцию, всё ещё держит её в тисках, ожидая, когда праведный женский гнев поутихнет хотя бы до уровня типичного урагана. Высказав в криках Полларду всю накопившуюся боль, Грейс лучше ощущает реальность, но злость всё ещё стоит кровавой пеленой перед её глазами, от чего женщину переполняет, зудящее на ладонях, жгучее желание врезать Эдварду, разорвать его в клочья, как бравый щенок - подлую грелку, порвать его на куски подобно Халку или на крайний случай задушить, впитывая взглядом последний миг жизни и мольбы о пощаде (без них не тот эффект), но пробирающееся сквозь алую дымку трезвое сознание убеждает её, что бурные фантазии только и останутся фантазиями, от чего горький осадок осыпается на бешеное негодование Грейс, постепенно остужая бурлящий в душе пар. Магнуссен прикрывает глаза, сглатывая комок ненависти, и делает долгий, глубокий вдох, отдающий болью в висках. Её напряженное усталое тело постепенно обмякает в тёплых путах, и Поллард понемногу ослабевает хватку, но тот час провоцирует женщину опасным наблюдением в словах про успокоение её порывистой души и задевающим замечанием в гнусном упоминании о её девичьей памяти. "Ну что за сволочь такая?! Да как только Господь позволил ему свалиться на мою голову!" Она рычит и сжимает пальцы, впиваясь чересчур острыми, изломанными ногтями в свои ладони: - Ты бы лучше о своей шкуре побеспокоился, мерзавец! - отпихивая мужчину, стремящегося поуютнее её усадить на водительское сидение, Грейс выпрямляется и одёргивает куртку, устремляя резкий взгляд перед собой. Ярость снова переполняет Магнуссен, и, зажмуривая на миг глаза, она проводит руками по волосам, укладывая взъерошенную гриву. Глубокий вдох. Второй. И ещё один. Женщина шумно выдыхает и пристёгивает ремень безопасности, переводя взгляд на Эдварда: - Открой свою дверь, пожалуйста. Я сейчас разгонюсь хорошенько и выкину тебя прямо на скорости! Ох, Поллард, как же ты бесишь меня! - больше она не отвлекается на мужчину и собирается с мыслями, готовясь начать опасное движение.

Ставя левую ногу на специальную ступеньку, Грейс поправляет зеркало заднего вида и бегло осматривает боковые зеркала, отражающие контраст спокойного и безмятежного мира за границами салона мерседеса, переполненного душащим напряжением. На тяжелом выдохе женщина плавно вжимает педаль тормоза и берётся за ручник, активируя спусковой механизм и ощущая, как устройство переходит в более лёгкий режим, позволяя осторожно вдавить его в коробку передач урчащего серебристого автомобиля. Мягко поднимая правую ногу, она постепенно отпускает педаль тормоза, и "немец" медленно начинает катиться по асфальту, будто бы укачивая, как в колыбели, душевный надрыв Магнуссен и клокочущую в её груди ярость. Она честно пытается сконцентрировать своё внимание на чётких движениях, оживляющих машину, но её взгляд так и тянется к соседствующему мужчине, нервирующему её одним своим присутствием. Одним своим существованием, дразнящим нервы, как дразнит заточённого в клетку хищника наглая обезьяна, скачущая вокруг и корчащая шкодливые гримасы. Он раздражает её, бесит и вызывает ещё десяток эмоций, искрящихся на нервных окончаниях, как ток - на открытых проводах. Коварная женская натура требует реванша, грозной мести! Хотя бы маленький её кусочек, будто таблетка аспирина, утихомиривающий сдавливающую головную боль! И тут пытливый ум Грейс посещает скромная подлая мыслишка, вызывающая улыбку на бледных губах. Магнуссен прокашливается, привлекая своим гортанным кряхтением внимание, и резко смещает ногу на педаль газа, со всей дури вдавливая её в пол - "немец" срывается с места, словно взбрыкнувший под шпорами жеребец, но женщина не отпускает педаль даже видя, что стрелка спидометра подобно ракете взывает вверх, нервно потрясываясь в своём движении. Продолжает улыбаться, продолжает вдавливать педаль, игнорируя все заветы Эдварда быть осторожной и аккуратной, и, будто бы внезапно вспоминая слова Полларда про безопасность, она громко восклицает: - Ой! - и в тот же миг перемещает ногу, с силой давя на педаль тормоза. Система ABS тарабанит ей в ответ противодействующей силой, сковывая и отпуская друг за другом колёса, но женщина не унимается, пока мерседес резко не стопорит на парковке, по инерции выбрасывая вперёд не ожидающих подобного манёвра пассажиров. - Прости, я задумалась, - широко улыбаясь, произносит Грейс и оглядывается назад, в сторону багажника, откуда раздаётся глухой стук врезавшегося в стенку тела и следующие за ним маты. - Не ори, сволочь, а то ещё добавлю! - кричит в ответ Магнуссен и переводит взгляд на Полларда, едва не поцеловавшего лобовое стекло. "Успел, зараза!" Женщина пожимает плечами и, как ни в чём не бывало, уделяет своё внимание верному серебристому другу, вновь вжимая педаль газа, но на этот раз бережно и мерно набирая скорость. Лёгким касанием Грейс сдвигает лепесток поворотника и выкручивает руль влево, выезжая на главную дорогу.

- Ты, кстати, в курсе, что я не взяла с собой телефон? - спустя некоторое время всё ещё хриплым голосом спрашивает женщина Эдварда, ощущая прилив бодрости и счастливого самодовольства, вызванного её маленькой пакостью и приятной музыкой в радио. - Я без него, как без рук! Там вся информация по работе! - Магнуссен осторожно маневрирует между машинами, следуя указаниям мужчины двигаться чинно и правильно, не нарушая правил и не вызывая явного недовольства со стороны курсирующих вместе с ними разномастных автомобилей. - И, да, мне снова нужен горячий кофе, пока я окончательно не лишилась из-за тебя голоса! Ох, Эдвард, с тобой столько хлопот! Надеюсь, наш попутчик окажется менее проблемным объектом? - Грейс поворачивается лицом к мужчине, слегка щуря глаза и продолжая улыбаться - сказать, что его вид вызывает у неё удовольствие, в общем-то, всё равно, что ничего не сказать - она ликует и даже не считает нужным это скрывать. Заторы на дорогах всё продолжают уплотняться, но это только радует истерзанную женскую душу, умасливающую открытые раны подколками и приятной музыкой - женщина тихонько напевает себе под нос энергичные песни и покачивает головой и плечами в такт, любуясь не столько видами родного Финикса, сколько закатанными глазами Полларда. "Ох, дразнить его - сплошное наслаждение!" И это истинная правда, хотя нотка любопытства поддергивает её улучшившееся настроение, покуда Магнуссен пытается считать по выражению лица мужчины его интригующие мысли, ровным пол часа, потраченными на путь до заправки, не дающими ей покоя. - Здесь же есть автомат с кофе? - паркуясь, спрашивает Грейс и, когда мерседес окончательно останавливает ход, смотрит на Полларда, всем видом выражая своё тёплое и душевное расположение. - Котик, что-то не так? Почему ты снова такой хмурый?

We're going round and round playing silly games
Now you're saying, slow it down, not right now...
Then you wink at me and walk away
Now you're saying, just lose control...

Почему он хмурый - Котик не отвечает, но неприятный момент, грозящий ему очередной капризностью со стороны женщины, вовремя сглаживает важным для неё сообщением о наличии автомата с кофе на заправке, за что она его тот час прощает и лишние пять минут не треплет нервы, с радостной улыбкой исчезая из круга обзора тёмных глаз. Летящей походкой в быстрых шагах Грейс парит к своему кофейному раю, ощупывая взглядом пространство перед собой на предмет огромного "жародильника" с подсвеченной вывеской, где наверняка должна красоваться классическая белая чашка с "дымящейся змейкой", так и навевающей одним своим видом ощущение терпкого аромата у самого кончика носа. В маленьком магазинчике при заправочной станции, любезно зазывающим к себе странников яркими прилавками, виднеющимися через огромные окна, Магнуссен и находит свой волшебный кофейный рай, едва не обнимая предмет обожания сразу после того, как продавец, вежливо приветствуя женщину, снова увлекается своими делами. С самой нежной и милой улыбкой Грейс погружает в автомат несколько монет и со всей теплотой души слушает приятное для ушей дребезжание, объявляющее начало приготовления её божественного эликсира и выплёвывающее на подставку бумажный стаканчик за прозрачным пластиковым заслоном. Настроение Магнуссен от этого процесса всё быстрее и быстрее парит к небесам, и, растягивая губы ещё шире в выражении радости, она оборачивается к окну, чтобы узнать чем занят её вредный, проблемный байронический герой, вид которого, появляясь на горизонте, заставляет женщину уронить челюсть в небывалом восхищении! Под звуки тарахтения кофейного аппарата Грейс смотрит за тем, как властно и непреклонно Эдвард отнимает у заложника брючный ремень. Бенни, как окрестил его ещё у кафе Поллард, выглядит покорным, но даже на таком расстоянии она ощущает всю его кипящую злобу и ненависть, распирающую изнутри напряженное тело. Его осанка, его недовольно вскинутый подбородок своим вызовом невероятно контрастируют с холодным упрямством мужчины напротив, зорко следящим за добычей, будто охотящийся ястреб. "Жародильник" слева от женщины щёлкает и выбрасывает с глухим стуком в стаканчик тонкую бурлящую струйку горячего напитка, а на парковке кожаный ремень резко обхватывает запястья Бенни, и она слышит в своей голове тот самый будоражащий звук, с которым затягиваются крепкие путы - отменное зрелище, от которого Грейс закусывает губы, с наслаждением запоминая каждый миг, и дышит медленнее и глубже, словно впитывая с воздухом накалённую атмосферу. Прислоняется плечом к аппарату, любуется и вспоминает многословные угрозы Полларда в салоне мерседеса, которые так пришлись ей по вкусу. "Хорош ведь, дьявол, чертовски хорош! Умеет завести воображение!" На неё производит впечатление то, как Эдвард играет доминантную роль - естественно, спокойно, не отделяя её от своей привычной ледяной уверенности. Не многие способны проявлять грубость и власть натурально, не придавая своему образу чрезмерных гротескных красок, которыми так любят изобиловать кинорежиссёры. Все эти бешеные вспышки гнева, красные глаза с лопающимися от ненависти сосудами и стиснутые челюсти, стирающие зубы в порошок - слишком приторны и вульгарны, особенно когда имеешь удовольствие лицезреть истинную силу и могущество. Это заводит. Это возбуждает. Это заставляет не отводить свой взгляд ни на мгновение, даже если где-то рядом раздаётся оглушающий взрыв. Истинная картина полновластия, где нет места лишним трепыханиям и бурным всплескам эмоций. Картина непоколебимой веры в собственное превосходство и несокрушимость. Картина, от которой кровь по венам невольно перемещается быстрее, а сердце отчеканивает более гулкие и тяжелые удары. Магнуссен заслоняет спиной от любопытных глаз в кафе восхитительное действо, расположившись между кофейным аппаратом и прилавком со всякими безделушками, как заслоняет Полларда и его добычу от зевак на улице припаркованный между оградой и рядами других машин старый, верный Форд, не желая делиться ни с кем великолепным спектаклем. Её острый взгляд внимательно следит за каждым движением Эдварда, за каждым возмущённым дёрганьем Бенни, и к моменту, когда "жародильник" издаёт писк, оповещающий о готовности кофе, её увязающее в перенапряжении сознание, мечущееся две недели из крайности в крайность, плывёт в сладкой неге удовольствия, расслабляя скованное тело и превращая его в нечто тягучее, томное, как расплывающаяся в пространстве лакричная конфета. Грейс улыбается и проводит указательным пальцем по губам, с ухмылкой оценивая своё игривое настроение, обволакивающее душу медовой патокой сладких интерлюдий между её фантазиями и зыбкой реальностью, так разительно отличной от твёрдой почвы под ногами.

- А вот и я, - мурлыкающим голоском сообщает женщина, подкрадываясь к Эдварду в плавных и мягких движениях, словно хитрая лиса, лукаво водящая хвостом из стороны в сторону и отвлекающая восхитительной пушистостью и яркостью окраса свою добычу от острых зубов плутовской мордашки. В своей руке Грейс держит жёлтый бумажный стаканчик, который преподносит к губам, вальяжно останавливаясь возле мужчины и с любопытством изучая его фигуру взглядом, словно видит впервые этот монументальный ледяной айсберг. Сосредоточенный, натянутый, как пружина, готовая в любой миг выстрелить от чрезмерного давления - Магнуссен делает вид, что не замечает, как байронический герой собирается с силами, чтобы сказать ей что-то важное, что-то, о чём она догадалась ещё в магазинчике, сверля взглядом будоражащее зрелище, приманивающее своей остротой и риском, как не замечает отвратительного вкуса кофе под действием задорного настроения. Всем видом она выражает спокойствие и расслабленность и оглядывается на заточённого в Форде мерзавца, скрипящего квадратной злобной челюстью от негодования, которое она считывает в его взгляде, когда они встречаются глазами. Но слыша своё имя, серьёзно озвучиваемое Котиком, Грейс снова обращает своё внимание к нему, продолжая наслаждаться согревающим голосовые связки терпким напитком. "Угу, так я тебе и поверила, мой милый, аж целых десять раз! Решил избавиться от меня со всем благородством души - красиво и по-геройски. Я тебе школьница, что ли, чтобы в такое верить? Да и Рождество в Вегасе - совсем с ума сошёл! Я же там встряну в проблемы ещё до того, как ты доберёшься до своего Тарзаньего бунгало - это совершенно точный факт. Проверенный, можно сказать. А слов-то сколько! Сколько планов, заверений, трагичности! Может быть, он ждёт, что я кинусь к нему на грудь в рыданиях и мольбах, как в кино показывают? Фетишист? Тащится от залитых женскими слезами футболок? Ох, ты, войну приписывает! Ну, точно речь продумывал! Это даже мило - такое красноречие. Правда, что, не речь, а вокзал, перрон, не уходи на фронт, любимый! И прощальная гонка за составом в классической сцене расставания. Ну, просто, сказка, а не Котик! Он хоть понимает, насколько он чертовски милый?" Ей дико хочется его прервать, вспылив словами о том, что она - не его марионетка, чтобы двадцать четыре часа в сутки распоряжаться её жизнью, но негодование, припылённое усладой шествующих одна за одной восхитительных сцен, ей всё же удаётся сдержать, благодаря чему женщина дослушивает до конца план Эдварда, в моменты особенно острого жжения невысказанных возражений на языке удачно пригубляя подслащённый кофе. Когда мужчина замолкает, Грейс в повиновении кивает ему и слабо, нервно улыбается, сокращая затем дистанцию между ними до нескольких сантиметров всего парой шагов. Смотрит в глаза, чуть склоняя голову, и в совершенной невозмутимости отвечает на его предложение: - Мне нравится твой план, - делая паузу, Магнуссен снова отпивает глоток кофе, обдумывая последние слова, адресованные непокорному и дикому техасцу, после чего с грустью во взгляде берёт в свою руку запястья мужчины, не сводя с него глаз, запоминая его хмурый вид и напряжённо сведённые брови у переносицы, и всё тише и медленнее растягивает слова своего прощания, которое, конечно же, станет для них финальным, потому что, она точно знает, как только он расквитается с врагами, его пыл поутихнет, обнажая не пробивную логику, лишённую всяких чувств, которая подскажет ему держаться от неё подальше,  - особенно часть, посвящённая продолжению нашего разговора. Уже ради этого тебе стоит выжить, не так ли? - Грейс отдаёт ему свой стаканчик с кофе, покрепче сжимая сильные пальцы вокруг тёплого хранилища божественного нектара, и притягивает мужчину к себе, мягко дотрагиваясь до его губ в медленном, но кратком поцелуе, окрашенном горьким привкусом кофе и туманных надежд, весьма далёких от реальности и совершенно не уживающихся с ней. Эта горечь передаётся с её губ к его, впитываясь в кожу вместе с крахом прекрасных мечтаний, и, разделив её с ним, Магнуссен нехотя отстраняется, но всё ещё остаётся рядом, заглядывая в глаза Эдварда. - Красивая получилась бы история, но, к сожалению, её не будет... - хищная улыбка озаряет лицо Грейс, и пока Поллард ищет ответ на её драматичное заключение, на её действия и резко меняющийся темп женского настроения, она тянется к его уху и быстро шепчет ему слова своего упрямства, - потому что я всё равно поеду с тобой! Кстати, ты восхитительно затягиваешь ремни - я оценила, Котик! - три быстрых шага назад и задорная усмешка, и вот уже через пару секунд Магнуссен сидит на пассажирском сидении и пристёгивается ремнём, всем своим счастливым видом показывая Эдварду, что просто так от неё ему не отделаться - только через пулю в лоб. Опуская окошко, женщина высовывается вперёд и подгоняет Полларда шутливым и чуточку самодовольным тоном: - Допивай кофе и поехали! Время не ждёт! Я уже устала ждать тебя, Котик!

How can I decide what's right
When you're clouding up my mind?
I can't win, you're losing fight
When you're always taking sides

- Да-да, ты выполнил свой великий моральный долг - я учту это при подсчёте убытков, - кивая с очень важным видом, Грейс строит серьёзную гримасу на лице и даже кладёт руку на сердце, дабы уверить Полларда, как отчётливо она понимает и осознает в своём трезвом уме и добром здравии, что с него снята ответственность за её жизнь - да сейчас! Кому он врёт? Ей? Или всё же себе? Магнуссен смотрит на увлечённого слежкой за дорогой мужчину и сцепляет крепко губы, чтобы не улыбаться от уха до уха, слишком открыто выражая переизбыток положительных чувств. Как ни крути, а ей приятно и даже слишком, что он поддаётся на её провокации! Ведь женщина прекрасно понимает, что пожелай Эдвард на самом деле от неё избавиться - он сделал бы это в два счёта, без особого труда выкинув её за шкирку из машины. Что, собственно, ему это стоит, априори будучи гораздо сильнее неё физически и это даже не принимая во внимание всевозможные известные ему бойцовские приёмы? Ровным счётом ничего, а потому, даже если бы Грейс брыкалась, царапалась и кусалась, лишь только раздражая его, как назойливая пчела, Поллард всё равно легко оставил бы её на заправке и укатил в закат под страстные женские вопли и проклятья, как в типичном мексиканском сериале. Если бы действительно этого хотел - вот что главное! И как может не льстить столь самовлюблённой натуре понимание, что, хоть Эдвард и молчит об этом, но показывает в действиях своё не безразличие к ней? И все его слова, нравоучения, великий план спасения в Лас-Вегасе (он бы ещё сразу за игральный стол к мафиози её посадил во благо безопасности) с трагичными заключениями о серьёзности их положения, приравненного к военным действиям, - такая же провокация, но только с его стороны в её адрес. Сам ли того не ведая или же делая намеренно, но именно это и сотворил мужчина, пытаясь воззвать к разуму Грейс - спровоцировал её, потому теперь ему грех жаловаться на её поступок. Когда действительно желаешь добиться своего - не спрашиваешь, не предлагаешь и не советуешь, а просто действуешь по-своему, как было с Бенни, когда Поллард взял его в плен, отдавая чёткие приказы, и без лишних толкований так эффектно и возбуждающе связал во всех смыслах ему руки. Магнуссен же он эти самые руки только развязывал, сокращая дистанцию и позволяя ей проявлять свою женскую суть, то есть вертясь и извиваясь под монументальной силой мужчины, как и полагается воплощению природного коварства дочерей Евы в естественных отношениях с сыновьями Адама. Потому странно предполагать, что Грейс поверит, будто он позволит ей испачкаться в... как там он выразился? Ах, да, в грязном деле, подставляя её под удар или же самому хороня её в луже собственной крови. На добровольных началах - нереальная ситуация, даже если Эдвард верит в иное. И имея такие веские аргументы, не удивительно, что Магнуссен пребывает в прекрасном расположении духа и спокойно идёт на эшафот, ведь одного интуитивного ощущения безопасности достаточно для того, чтобы пылкая натура ввязалась в безумную затею! Хах, и кто ещё на кого здесь ведёт охоту? Понимает ли Поллард, что по факту именно он заманивает Грейс в капкан привязанности, а не наоборот? Что все её кокетливые ухищрения берут своё начало из его повадок? Безусловно, многие мужчины на это фыркнули бы в своём излюбленном укоре, что во всём вечно виноваты у нежной половины человечества именно их гонимые широкие плечи, тянущие на себе все грехи мироздания в незаслуженно обозначенных преступлениях. Вот только понятие вины здесь не уместно, как и в большинстве случаев, где её применяют - типичная проблема нежелания верно толковать смысл используемых понятий. В действительности же речь идёт всего-навсего об ответственности, влекомой отыгрывающимися ролями в театре человеческих жизней. Мужчины жаждут власти, но сетуют о том, что вынуждены биться за неё в несправедливых условиях с хрупкими и до смерти изобретательными в своей хитрости женщинами. Но что же ещё последним остаётся делать, когда реалии вынуждают слабый пол уже при выходе на сцену учить чужой текст и изображать противоестественный образ? Лишь искать пути его воплощения, применяя те способности, какие имеются в арсенале женского начала. И Эдварду ни что не мешало играть по правилам современности, позволяя Магнуссен и дальше пребывать в амплуа сильной женщины, управляющей своей судьбой - стоило просто отойти в сторону, едва она перестала быть ему действительно необходимой для решения собственной проблемы, если уж она так ему безразлична, что он даже может при необходимости лично убрать её со своего пути. Но разве не он сам пожелал сорвать с неё маску, отнимая у Грейс власть и отводя ей партию ведомой? Не сам ли он пожелал господствовать над ней, вынуждая её вспоминать те плутоватые уловки, которые так восхваляются в вечных произведениях, вызывая восхищение женским лукавством, очаровывающим волевые натуры мужчин? И неужели, разыграв эту партию, он поверил, что это не вызовет последствий? С его-то прагматичным умом? О мнимой вине здесь не может быть и речи. Стоит признать хотя бы из уважения к холодной логике, что порывы Грейс - всецело его заслуга. Ведь именно в этом и заключается главный секрет получения мужчинами столь желанного ими властвования над женщинами - в способности вселить в них уверенность, что хрупкие создания находятся за из спинами, как за каменной стеной. И когда дочери Евы не только знают это, но и ощущают, что как раз и происходит с Грейс, всеми фибрами души естественную возможность доверить мужчине свою жизнь даже на минном поле, тогда ни одна, пускай и самая строптивая прелестница, не станет биться с мужчиной за право первенства. Уступит. При том с огромным удовольствием! И причина кроется не в женской расчётливости или же заложенном природой прагматизме, позволяющем ловко добывать ресурсы чужими руками. Причина кроется в самом ощущении, что женщина может быть женщиной, что обеспечивает ей необходимые условия, чтобы раскрыть свой потенциал в том русле, которое предопределено ей по рождению, а не навязано модой очередной эпохи. Как раз это и делает Магнуссен - раскрывает свой женский потенциал, подчиняясь власти Эдварда, полученной за счёт чувства безопасности, которым он окутывает её, как паук своей паутиной лакомую жертву. Но ведь только в этой паутине она и может себя ощущать под защитой, а, значит, только рядом с ним. Вот и следствие той самой привилегии власти, которой Поллард так отчаянно добивался от Грейс - её присутствие, будто бы против его воли, в полюбившемся ей Форде и обременительная ответственность за её жизнь на его широких плечах, тянущих на себе все грехи мироздания. Как говорится, сам напросился - самому терпеть и наслаждаться! Удачи, Поллард! Ты сам этого пожелал!

Вкушая же всю прелесть отведённой ей роли, Грейс аккуратно лавирует на поле, предназначенном ей правом рождения, манипулируя эмоциональным фоном в салоне Форда и придавая тяжелой ответственности, свалившейся на плечи мужчины, оттенки не только обременительной обязанности, но и наслаждения, то есть просто спокойно сидит на своём месте и не мешает Эдварду смиряться с неизбежным под звуки легендарной рок-группы. Улыбка не сходит с её лица, но дабы не слишком уж радовать мужчину, который, как и всякий неблагодарный человек легко привыкает к хорошему, она смотрит в окно, позволяя ему созерцать лишь свой затылок, по отсутствию вздыбленной гривы на котором Поллард только и может понять её спокойное принятие звучания мировых королей шестидесятых. Её мысли витают далеко от напряженной атмосферы на заднем сидении машины и звучных переливов гитары, но тот час возвращаются к ним, когда Бенни подаёт голос, вынуждая Магнуссен оглянуться на его противную физиономию. Женщина изгибает бровь, оценивая суть его вопросов, и переводит взгляд на Эдварда, безучастно взирающего на свою добычу через отражение в зеркале заднего вида. Его спокойное равнодушие вселяет в неё безмятежность, и, если бы мужчина не затеялся отвечать на выпады Бенни, она бы также отрешённо вернулась к своему созерцанию видами за окном, но голос Полларда привлекает её внимание, и, подпирая рукой голову, Грейс увлекается его рассказом, вспоминая, что, собственно, ей тоже интересно на кого они всё-таки нарвались, ведь, по сути, за всё время уикенда в Голд-сити он так и не потрудился ей более конкретно обозначить мерзавцев, открывших на них охоту. Рассказ превосходит все её ожидания начиная с первого предложения, и Магнуссен стоит больших усилий не поперхнуться уже на словах про наркотики, которые, как оказывается, замешаны в истории их знакомства - вот так новость! Облизнув пересохшие губы, женщина дальновидно поджимает их, чтобы не выразить неуместное восклицание, вполне способное пошатнуть в глазах Бенни тот основательный образ, который создаёт перед ним Эдвард своим циничным безразличием. "Хотя бы предупредил! Вот совсем обо мне не думает! Ему же хуже будет, если я скажу что-то не то!" И чем дальше в лес, тем больше зелёные глаза напоминают своими размерами блюдца, на которых уже в середине повествования отражаются знаки доллара, как у Скруджа МакДака при виде своего хранилища с золотом. В очередной раз за день Магнуссен мысленно ловит челюсть, шокировано представляя масштабы предприятия, к которому они оказались причастны, и то, как лихо Эдвард разводит связанного бедолагу, вызывает искреннее удивление и мысленный возглас "мне бы так"! Она и вправду честно расстраивается, что не обучена столь эффектно зарабатывать миллионы, и если бы подобная история рассматривалась ими исключительно в теоретическом смысле, Грейс бы уже давно стонала и заламывала руки в театре одного актёра, сокрушаясь по поводу неумения так играючи улучшать своё благосостояние! Но проблема имеет не теоретический характер, а вполне себе реальный, чем вызывает у неё куда более насущные вопросы. "Чёрт возьми, его послушать, так мы, можно сказать, специально их подкараулили, чтобы поиметь денег! Бонни и Клайд, ага, в современной аранжировке. Он издевается? Нет, ну, он правда издевается! О таком мне не сказать!!! Откуда у него вообще вся эта информация? Хорошо, он вычислит по сводкам новостей откуда растут ноги бизнеса - это понятно. Собственно, какой успешный бизнес делается без грязных делишек? Но всё остальное? Откуда он знает про наркотики, если мы их действительно не видели? Про их транспортировку в другие страны? Про количество людей в банде? Бандах? Да неважно. Ещё и про торговлю оружием знает! И даже сколько людей они убили! Откуда, чёрт бы его побрал? Об этом тоже в газетах пишут? Он мысли читает? А, может быть, он их конкурент? Ну, мало ли? Может же он проводить разведку боем! Потому и оказался в том ангаре в один вечер со мной. Высматривал? Не доверяет своим людям? Или он на ФБР работает? ЦРУ? Святая Агнесса, он даже знает, что ими подкуплены кто-то из чиновников! ОТКУДА, ПОЛЛАРД? Да у меня так мозг взорвётся!" Магнуссен бледнеет на глазах, слушая увесистый рассказ обыкновенно молчаливого мужчины, который в финале выдаёт вызывающее заявление о том, что эту убийственную банду головорезов они не боятся. "А мы правда не боимся?" Естественный после такого фееричного повествования вопрос отражается в глазах женщины, не сводящей взора с Эдварда, но тот, разумеется, её игнорирует, занимаясь моральной давкой Бенни. Вот только понимает ли Поллард, что волны этого цунами касаются и Грейс, уже не просто поджимающей, а закусывающей губы в ужасе от всех красок их приключения? Где на словах про десять миллионов ей и вовсе тяжело не задохнуться, поэтому она торопливо открывает окно со своей стороны и подкуривает сигарету, в этот раз завидуя уже и Эдварду, столь непринуждённо пополняющему счёт красивыми нулями после весомой единицы. "И зачем я училась на психолога, если до сих пор не умею так просто выуживать из других деньги? Прекрасно, Поллард даже знает сколько зарабатывает Бенни. Что же ещё ему известно? Сколько я трачу денег на бельё и кофе? Может и об этом уже в газетах пишут и новостях рассказывают? Надо будет узнать... Если я выживу, конечно."  От глубоких затяжек никотина легче не становится, но Магнуссен сохраняет лицо, делая вид, будто её куда больше занимает пейзаж Аризоны, чем будто бы хорошо известные истины, озвучиваемые Эдвардом. Даже на предположении о том, что на неё могут наброситься она не поворачивается, решая для себя, что сейчас гораздо лучше не смотреть ни на одного из мужчин, чтобы не схлопотать приступ, с каждым словом Полларда грозящий случиться всё явнее и быстрее. "О, ещё и Гробовщик! Прелестно! Давно у нас гостей не было! Может, пирог испечь? Надо будет спросить у Эдварда, будет ли он печь пирог к его приходу, ЕСЛИ Я НЕ ЗАДУШУ ЕГО К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ! Вот же сволочь, а! Молчал всю дорогу! Даже слова не проронил о том, в каком дерьме мы погрязли! Давай, Грейс, съезди в Лас-Вегас, сгоняй в Калифорнию, отдохни, развейся, а мы потом увидимся за чашечкой кофе и обсудим впечатления от уикенда, если я выживу... Да откуда мне было знать, что это "ЕСЛИ" действительно то самое определяющее весь исход событий слово?"

- А киллер дорого обходится? - возвращая себе дар речи уже только на побережье ручья, бледная, как сама смерть, женщина смотрит на Эдварда, хрустя затёкшими пальцами. Размышлять над прощанием с Бенни, которому, как оказалось, Поллард хотел ещё и ноги сломать, она пока что не торопится, находя для себя несколько более интересных занятий - искреннее старание не устроить этому же Полларду истерику с расцарапыванием его подлой физиономии, попытки предугадать насколько действительно реально ей не умереть "молодой и красивой" и обдумывание того, что такое "детское питание" в понимании Эдварда и как вообще ей теперь дальше жить. Вопросов много, а вот ответов на них гораздо меньше, особенно когда рядом с ухом звучит слово "детонатор". - И если я его не выполню, то что? Закормишь меня яблочным пюре до смерти? Какого хрена вообще происходит, Эдвард? Ты понимаешь сколько у меня теперь к тебе вопросов и как долго тебе придётся на них отвечать? Считай, что ты, в принципе, подписал себе акт бессмертия, так что за безопасность можешь сильно не переживать... Пока на все не ответишь - не видать тебе покоя. Здесь, кстати, можно курить, а то я услышала слово "детонатор"? - Грейс зачёсывает назад руками волосы и в ужасе смотрит на мужчину. Её дыхание становится медленнее и всё чаще она задерживает его, чтобы прийти в себя. Глубокий вдох и выдох. Чёртовы практики медитации хоть когда-то, но должны дать нужный эффект. - Ладно, я потом выскажу тебе всё, что я о тебе думаю. Обязательно. Это просто неизбежно. А сейчас скажи мне о каком "детском питании" идёт речь, если здесь нет детей? И, если вдруг, надеюсь, конечно, что это знание мне не пригодится, но всё же, как мне потом из тех каньонов выбираться? Я школу гёрл-скаутов не проходила и очень сомневаюсь, что меня там будет ждать такси до Финикса, - всплескивая руками, она смотрит на мужчину и ищет ответы в его взгляде, силясь принять ту данность, на которую он открыл ей глаза своим рассказом. А ведь она действительно ехала за телефоном! И, что уж греха таить, надеялась ещё раз на прощание переспать с Эдвардом, искренне веря, что похищение Бенни - самое страшное, что может с ними приключиться и что не особо долго будет отвлекать их от более интересных занятий. Но вот уж, действительно, волнительный выдаётся у них уикенд в Голд-сити! Хороший тамада и конкурсы интересные. Так сказать, шоу с огоньком! Вот только огнетушителей не взяли.

I'm burning up, forever plagued with this fire inside me.
Let go! Let go and capture life again!
Interfering with the call of fate is crawling out of you
But this time it's different!

В бесплодных краях с шуршащими под подошвой камнями, где каждый клочок ржаво-коричневой земли пропитан неминуемой смертью, почему-то всегда дышится легче и свободнее, чем в многолюдных бетонных джунглях мегаполисов. Не смотря на пугающие своим жаром, как в грешном Аду, раскалённые скалы; не смотря на вязнущие в пыли и песчанике ноги, путающиеся от усталости на бесконечно одинаковых просторах; не смотря на безмерно ярко палящее небесное светило и сотни опасностей, подстерегающих на каждом шагу, - всё равно легче, будто проникшийся пылью воздух подхватывает где-то среди одиноких каньонов своими мощными порывами неукротимый дух свободы, вселяющий в тревожное сердце веру и надежду на лучшее. Даже солнечный свет здесь иной - более насыщенный, более обжигающий, столь же безжалостный, как сама пустыня, с барабанным боем гонящая песчаные вихри, царапающие кожу на лице затерявшегося путника. Как и огненные закаты, не затмевающиеся во владениях мёртвого города неоновыми конкурентами, - невероятно прекрасны в своих живых красках, переливающихся от всех оттенков персикового до ослепляюще-белого в обрамлении нежных амарантовых и сиреневато-пурпурных тонов, бросающих глубокую чёрную тень на изгибы подъёмов и спусков величественных скал и заброшенных дорог. Возможно, именно на этих самых дорогах свою историю старый добрый Форд пишет впервые, гоня на север по извилистому полотну ухабов и кочек, а, быть может, его колёса уже когда-то пробовали на вкус хрустящий песок этих земель? Немногим ранее или же, наоборот, за долго до того, как он попал в компанию странноватой парочки беглецов, наживших себе проблемы по злому року судьбы - кто знает? Кто знает сколько следов видели эти дороги на своём веку и сколько их оставлено стариком Фордом на подобных им тропам? А сколько прожитых человеческих историй? Десятки? Сотни? И сколькие из них заканчивались счастливо под покровом вечереющего неба и облака пыльного шлейфа, подгоняющего что машину, что путника так же, как некогда украденный разбойниками дилижанс с четвёркой ретивых жеребцов, везущий золотой груз в убежище среди скал? Кто знает? Да и важно ли это? Ведь, чтобы кто не говорил, а все истории похожи друг на друга в своём счастье или неудачах, отчаянии или победах - во всех основополагающих чувствах, лишь внешними декорациями привносящими различия многострадальным героям, необыкновенным локациям и увлекательному сюжету. Лишь внешними декорациями... Но основополагающие чувства, гонящие Магнуссен как можно дальше от взрывоопасного побережья около Голд-сити, такие же, как у всех семи миллиардов людей, разбросанных по голубому шару, - те же обуревающие страхи, нервозные переживания, то же отчаянное желание вернуться и столь же невыносимое осознание, что если поддастся - сделает этим только хуже. Настоящие чувства, алчно рвущие душу на куски. Чувства жестокие, вынуждающие внутри всё подскакивать точно так же, как Форд - ухабистые дороги на пути к спасению. Безжалостные чувства, как сама судьба, которая, только-только сведя беглецов, тот час их разлучает - да ещё как! Едва ли с надеждой увидеться снова...

"Да что я за человек такой?! Господи, да как я только могла уехать?!! Зачем послушала его? Повелась на вздорные объяснения! Зачем вообще он остался? Нужно было уходить обоим! Уехать, и дело с концом. К чему это геройство? Он точно так же мог свалить в свой Лас-Вегас или в Калифорнию, или куда ещё он там меня выпроваживал, а я бы посидела дома! Или вдвоём бы свалили. Или отсиделись бы - не важно. Просто нужно было уехать! А он опять включил спасателя Малибу, решив устроить файер-шоу на все времена! Зачем? Ох, Святая Агнесса! Эдвард, ты действительно идиот! Да и я не лучше... как я могла купиться на эти чёртовы клише? Грейс, стыдно должно быть, стыдно! Извинился, назвал себя придурком, упросил, и всё? А я и рада - слушаю и повинуюсь, ага, не брыкаясь, еду вперёд?! Тьфу! Да кто так поступает? Да как мне только совесть позволила так себя повести? Он же из-за меня снова рискует! Снова спасает меня, а я просто уехала! Помялась две минуты и, не найдя что возразить, сбежала! Просто сбежала! Когда нужно было остаться! Я обязана была! А я испугалась. Софи в подобной ситуации не сбежала, а ведь она будет младше меня, а что же я? Как я после всего опустилась до такого уровня? Нет, я должна немедленно вернуться!" Коря себя за содеянное, едва ли не как за грех убийства, Грейс резко разворачивает автомобиль, поднимая на дороге ещё больше непроглядной пыли. Форд делает полукруг и разворачивается, держа путь обратно, к неизменному городу-призраку и его окрестностям, где в этот миг одному Богу известно какие ужасы творятся на побережье хлипкого ручейка посреди одинокой выжженной пустыни. Ускоряясь на дребезжащем автомобиле, Магнуссен терзается муками совести, испепеляющей её за неблаговидный поступок, и вспоминает недавнее прощание, после которого она уехала прочь, так и не рискнув переубедить Полларда уехать вместе с ней. А ведь должна была. По крайней мере, могла попытаться сделать это, а не просто подчиниться его просьбе так, словно только и ждала, когда он об этом её попросит. Конечно же, смазать кровоточащие на душе язвы легко можно утешающим бальзамом весомых причин вроде отсутствия опыта пребываниях в таких ситуациях или же базовым инстинктом самосохранения - так бы поступили многие, в том числе коллеги Грейс по её профессии, но только вот зачем, когда правда так очевидна и так низка и малодушна? И как только ей наглости хватило в своё время сравнить себя с Артуром Бертоном, отдавшим жизнь даже не за кого-то из близких, а за бестелесную идею, за одну только мысль, в которой он видел весь смысл своего существования?! За бесформенную, чёрствую, не способную ни к любви - ни к состраданию утопию, которой не страшны ни пули, ни кинжалы, ни взрывы - ни что, потому что она бессмертна и в своей непробиваемости и бесчувственности настолько сильна, что не взирая ни на столетия, ни на возложенные в её честь горы трупов она всё так же и спустя тысячи лет будет вести за собой людей, пытаясь изменить этот мир! Он отдал свою жизнь за идеологию, которая не смотря ни на какие принесённые жертвы не полюбит в ответ, не согреет в объятьях, не утешит в трудный час и не заслонит собой от опасности. За бесформенную, незримую идею... А она, Грейс Магнуссен, даже не рискнула просто остаться ради человека, который столько всего сделал ради её спасения! Не важно, были ли у него на то свои причины или нет - важно то, что если бы не его старания, она давно была бы мертва и похоронена (если вообще похоронена) не лучше, чем дворняга. Тщедушно побоялась за свою шкуру. Рванула не глядя вперёд, даже толком не простившись, не возразив ни слова холодному и властному тону Полларда. А теперь пытается исправить своё упущение, но только поздно... слишком поздно.

Она и пары миль не проезжает на обратном пути, как замечает на фоне чистого неба летящий со стороны горизонта вертолёт, создающий мерзкий шум своими вращающимися с невероятной скоростью лопастями. Чёрной хищной птицей он летит ровно к тому месту, где среди песчаных скал таится одинокий Голд-Сити и неподалёку от него ручей с взрывоопасным побережьем, откуда и сбежала Грейс и куда теперь мчится вспять, силясь успеть до того, как начнётся заварушка. Но куда ей угнаться за бешеной скоростью вертолёта? Ей не хватает ей всего-то получаса, каких-то тридцати минут... опомниться бы раньше, решиться! Но не судьба... увы, никто не отменял фатальность жизни, в которой решает всё секунда! Одна крохотная секунда, переворачивающая мир с ног на голову. А сколько ею потрачено таких мгновений, что дороже любого золота и драгоценных камней?! Миллионы! Бесцельно и бессмысленно, и потому нет смысла сетовать, что ныне судьба не идёт ей навстречу - увы, Грейс виновата во всём сама, и своим же неблагоразумием она подставила под удар не только свою жизнь, но и жизнь Полларда, также невовремя потратившего бесцельно и бессмысленно драгоценные мгновения в том проклятом Богом ангаре. Ради кого? Ради неё? Стоит ли её жизнь тех жертв, к которым привела их встреча в непроглядную ночь пятницы? Хотелось бы Магнуссен ответить положительно или хотя бы оставить вопрос философским, но солгать ещё и здесь она уже не в силах, потому как точно знает, что не стоит её существование таких потерь. Увы, своей трусостью она обесценила последние крошечные достоинства своей личности, все прожитые годы пытливых трудов и кровопролитных испытаний - одним действием, одним решением втоптав их в грязь ничтожного эгоизма и слабодушия... Взрыв. Инстинктивно нажимая на педаль, Грейс тормозит, в ужасе вскрикивая от вида клубов жёлто-коричневого дыма на горизонте. Да, именно там, куда она держит путь - в Голд-Сити, в городе-призраке, который ей теперь не различить за всполохами огня, густого дыма и мелкой пыли, взмывшими до самых небес, она видит пожар, уничтожающий всё вокруг в огромном радиусе, который не обозначить ей никакими числами. Из резко остановившегося Форда женщина вылетает пулей и несётся к ближайшему холму, взбираясь на него с наскока, цепляясь руками, пропускающими через пальцы песок, в ускользающую насыпь - чем рьянее она рвётся вверх, тем чаще падает, пачкаясь в грязи телом и одеждой, как испачкала душу в грязи уродливого страха за свою шкуру. Царапает пальцы, сбивает колени об острые камни, но всё равно рвётся к вершине, всем сердцем надеяться, молясь всеми своими помыслами, чтобы тот миг катастрофы, яркой вспышкой озаривший её глаза, оказался ложью, миражом, обманом зрения - чем угодно, но только не правдой! И этот шум, и эта боль, стальными обручами стискивающая рёбра до отвратительного звука ломающихся костей, - лишь собственным обманом, пускай и самым жестоким, но только... только не правдой! Её горло саднит от боли, от застревающих в них всхлипах, ещё удерживаемых слабой надеждой на чудо, но когда она подтягивается вверх на трясущихся руках и видит золотое зарево в клубах дымах... что-то внутри женщины ломается и, как в колодец, падает с небывалой высоты, оглушая гулким эхо - промозглая, липкая чёрная вина, остающаяся гнить на дне души уничтожающей всё светлое невозможностью искупления снедающей вины, и ощущение бессилия накрывает её холодным могильным камнем, окончательно раздавливающим всё внутри. Это происходит вновь, но с каждым разом всё с большим масштабом потерь. Грейс снова потеряла небезразличного человека, и в этот раз кроме себя ей действительно больше некого винить. Руки женщины ослабевают, и, не видя ничего перед собой из-за пелены слёз, она разжимает пальцы и медленно скатывается вниз с пониманием, что ничего уже не может исправить. Это конец. Безутешный финал, оседающий на языке вкусом гнили и прогорклой мороси - вкус и запах кладбища в английскую осеннюю пору, где запах мертвечины преследует на каждом шагу. Всё её тело пробивает лихорадочная дрожь и пронизывающий холод охватывает каждую клетку тела - съёжившись, она обхватывает себя и прислоняется к песку, не чувствуя ни его текстуры - ни его тепла. Лишь только пустоту, тупой болью отражающуюся в груди, - там, где когда-то, должно быть, было сердце, а теперь - лишь открытая рана, вывернутая наружу развороченными рёбрами, ошмётками мяса и стекающей по ним кровью, как туша на скотобойне, подвешенная на крюке к потолку. Обезображенная мёртвая туша с запахом гниющей плоти - вот чем теперь стала её душа, приподняв вуаль и обнажив миру истинное лицо. Исчезла красота, изысканность, очарование и осталась только правда, отвратительным трупом отражающаяся в зеркале. "Его смерть - твоя вина," - молвят бескровные губы, обнажая едва не осыпающиеся в прах кости. Действительно, не остаётся сомнений, что после такого взрыва нет смысла надеяться на лучшее. Она не спасла его, не уберегла и даже нормально не простилась, отплатив холодностью и малодушием за всю его доброту и заботу, так редко доводящуюся ей видеть в свой адрес. "Неблагодарная скотина ты, Магнуссен, просто неблагодарная скотина." На обломках своего мира, наверное, впервые за всю свою жизнь Грейс смотрит правде в лицо, отодвигая в сторону кривое зеркало нарциссизма, всегда находящее оправдание её неудачам и благовидным поступкам, но, словно в портрете Дориана Грея, она видит настолько отвратительное и отталкивающее отражение, что бессильно срывается на крик и истерический поток слёз, разрывающий её, как стая голодных шакалов добротный кусок свежего мяса. Она сворачивается в кокон, прячется в темноте, ища в беспамятстве хотя бы какую-то опору, но, как и всегда, жизнь показывает Магнуссен, что если и можно на что-то всегда надеяться, то только лишь на свои силы, на свою волю и разум, так охотно возвращающие на место во имя спасения священного инкубатора кривое зеркало со словами "он сам того хотел". Конечно, это было его желание - Эдварда, Котика, байронического героя, по таинственным и непонятным причинам столько раз рискующего собой ради неё. Его желание,  его воля, притеснять которую она не имела права да и не могла - ведь он всё равно бы не ушёл вслед за ней, не позволил продлиться погоне. Верно, всё верно - именно так и было предназначено судьбой, и кто она такая, чтобы с ней спорить? Кем ещё она может быть, как не единственной виновной в бессмысленной смерти. "Его желание, но лишь моя вина."